Едва придя в сознание, я пробормотал:
— Вы, по сути, не агрессивны.
— Не агрессивна, верно, — согласилась женщина таким тоном, будто это серьезный недостаток.
Со своего места, лежа на спине, я не мог видеть никого из них. Женщина включила магнитофон. И неожиданно раздался женский плач.
— Я хочу это записать, — сказала старуха, но женский плач перешел в истерику, а потом в крик, будто женщину кто-то пытал.
— Выключи эту чертову штуковину! — рявкнул Датт. Было странно видеть его возбужденным — обычно он всегда оставался совершенно невозмутимым.
Старуха повернула выключатель в другую сторону, и женский крик буквально ввинтился мне в уши.
— В другую сторону! — заорал Датт. Звук смолк, но бобина продолжала крутиться, и крик стал едва слышен. Женщина снова всхлипывала. И в приглушенном виде эти всхлипы казались еще более отчаянными и беспомощными, будто плакал кто-то брошенный или запертый.
— Что это? — Горничная вздрогнула, но будто медлила выключить звук совсем. Наконец она все же довернула тумблер до конца, и бобины остановились.
— А на что это похоже? — буркнул Датт. — Женщина кричит и плачет.
— Господи, — вздохнула горничная.
— Успокойся, это всего лишь любительская театральщина. — Датт повернулся ко мне. — Любительская театральщина.
— Я вас ни о чем не спрашивал, — сказал я.
— Ну а я вам просто говорю.
Старуха перемотала пленку. Я уже окончательно пришел в себя и сел, чтобы осмотреться. У дверей стояла Мария с наброшенным на плечи мужским плащом и держала в руках туфли. Она неподвижно стояла у стенки и казалась несчастной. У газового камина сидел парень и курил маленькую сигару, покусывая кончик, ставший похожим на измочаленный конец веревки, и парень, вынимая сигару изо рта, всякий раз гримасничал, нащупывая языком во рту кусочки табака и сплевывая их. Датт и старуха горничная облачились в старомодные французские медицинские халаты с высоким воротничком на пуговицах. Датт возле меня со сноровкой опытного врача перебирал инструменты на подносе.
— ЛСД ему вкололи? — спросил он.
— Да, — ответила служанка. — Скоро подействует.
— Вы ответите на все наши вопросы, — сообщил мне Датт.
Я знал, что так и будет. Правильно примененный барбитурат мог свести на нет всю мою многолетнюю подготовку и все навыки и сделать меня таким же покладистым и болтливым, как маленького ребенка. А что способен со мной сделать ЛСД, можно только догадываться.
