— Но ведь это, — выпалил Латимер, — страшно важно. Неужели вы не понимаете…
Марукакис перебил его, подозвав официанта, чтобы рассчитаться за ужин. Посмотрев с лукавой усмешкой на Латимера, он сказал:
— Как известно, вы, англичане, необычайно высокого мнения о своих умственных способностях. Вы ведь считаете себя единственным народом в мире, который монопольно обладает обыкновенным здравым смыслом.
Глава шестая
Почтовая открытка
«La Vierge St. Marie» находился на улице, идущей от церкви Света неделя. Литимер, конечно, не мог не подивиться такому странному соседству. Улица была узкой, довольно крутой и практически неосвещенной. Ему сначала показалось, что улица спит, но тишину изредка нарушали то звуки музыки, то смех, когда кто-нибудь выходил из дома на улицу. Они встретили двух мужчин, вышедших на улицу и закуривших сигареты. Кто-то шел за ними следом, потом хлопнула дверь, и шаги затихли.
— Посетителей пока мало, — заметил Марукакис, — рано еще.
Большинство дверей были стеклянными. Из-за них на улицу падал слабый свет. На стекле крупными цифрами был выведен номер дома, но гораздо чаще было что-нибудь написано: «Вундербар», «О’кэй», «Джимми-бар», «Стамбул», «Торквемада», «Витоша», «Le Viol de Lucrece» и, наконец, на вершине холма «La Vierge St. Marie».
Они на секунду задержались у двери. Дверь была обшарпанная, и Латимер почему-то проверил, где у него бумажник. Марукакис толкнул дверь, и они вошли.
Узкий коридор, стены выкрашены красной темперой, пол застлан ковром. Где-то вдали оркестр с солирующим аккордеоном играл пассадобль. В конце коридора — небольшая раздевалка. В ней никого не было. На вешалках висело всего несколько плащей и шляп. Видимо, услышав шаги вошедших, за барьером появился очень бледный человек в белой куртке, который приветствовал их: «Добрый вечер, мсье». Взяв у них плащи и шляпы, он широким жестом указал направо, откуда доносилась музыка. Над спускающейся вниз лестницей сияла надпись: БАР — ДАНСИНГ — КАБАРЕ.
Они оказались в довольно большой комнате с низким потолком. Справа был бар, слева на невысокой платформе сидел оркестр — четыре негра в белых так называемых «аргентинских» блузах. Рядом с платформой в стене был проем, который закрывал занавес из голубого плюша. По другую сторону платформы, вдоль стены, в маленьких кабинках, стояли столики. За ними сидели несколько человек. Несколько свободных столиков было в центре зала. На другой стороне зала через правильные интервалы висели овальной формы зеркала, каждое из которых как бы поддерживали херувимы из папье-маше. В простенках между зеркалами были изображены полуголые мужчины с моноклями, каждый с дамой в строгом костюме и клетчатых чулках.
