Вскоре новый дом пустой стоял. Слав воды принёс, показал знаками и примером, что вымыть надо. Девчонка сразу за работу принялась. Да споро так! Ловко! Сразу видно, без дела сидеть не привыкла. Закончила быстро. Муж двери распахнул – пусть проветривается. А тут и братья-дружинники пожаловали. Молодым обустройство принесли. Перво-наперво – ложе супружеское, из прочных, тёсанных топором досок срубленное. С шутками-прибаутками внутрь внесли, у стены поставили. Затем шкуры выделанные, саморучно добытые. Чтобы было на чём спать да укрываться. Утварь кухонную не стали дарить. Всё равно все славы в общей зале питаются. Зато подарили отрез полотна белёного на одежду новобрачной. Иголки-заколки железные, нитки суровые и тонкие льняные. Небольшой ножичек женский, который замужние женщины на поясе носят, как знак семейственности, вместе с ключами от клетей-кладовых. Этого имущества пока у молодых нет, но со временем появится, когда окончательно род славянский здесь осядет.
Потом позвали в баню. Истопили ради такого случая. Та уже жаром пышет, камни накалились. Новоиспечённая супруга заверещала истошно, когда Слав её в предбанник втолкнул да оттуда жаром повеяло. Испугалась, что он её зажарить хочет и съесть. Пришлось от сраму ей рот затыкать да шкуры грязные другой рукой сдирать не жалеючи. Раздел – оставил, пока сам разоблачался. Она в угол забилась – не выскакивать же голой на улицу перед всеми? Парень двери в парную открыл, поманил её рукой за собой. Девица губу закусила, но пошла, хотя отшатнулась было от сухого жара. Не смущаясь. Да это понятно. Он уже давно её мужем стал. Ещё тогда, в первую седмицу берёзозола[17]. Всё видел. Всё с ней делал.
Первая вода иссиня-чёрная была. Супруга новоявленная отфыркивалась, но стояла смирно. Руки вдоль тела опустив. Скрёб её парень, не жалея, мочалкой жёсткой из конского волоса, и грязь с девицы прямо пластами сходила. Рёбра все наружу. Грудки небольшие, торчком стоят. Бёдра тоненькие, как у птички. Оголодала совсем. Сколько времени она вокруг лагеря славянского ходила? Питалась чем придётся? Ягод-грибов ещё нет. Зверь лесной к себе теперь не подпускает, уже научен. Удача, коли птицу камнем подшибёшь или корешок съедобный из земли выцарапаешь. Да ещё – беременная.
Покончив с телом, принялся парень ей волосы промывать. Долго с ними возился, но справился. Все веточки-листья вычесал. Жир треклятый, которым местные жители голову мажут, смыл. Потом напоследок водой тёплой окатил. А девица млеть начала, глазищи закатывать. Испугался Слав, подхватил на руки, вынес в предбанник. Там жена отдышалась, в себя пришла. Непривычна к бане славянской и жаре парной. Хотя банник к чужачке по-доброму отнёсся – пар лёгкий дал нынче. А когда девица отдышалась, спохватился молодой славянин – во что одеть-то её? Не в шкуры же?! Сообразил. Натянул на неё рубаху свою чистую. Как раз до коленок достала. Та удивилась, стала материю льняную руками щупать, рассматривать. Подхватил её муж на руки, понёс в новый дом. Там на ложе уложил, накрыл полостью из меха медведя, укутал, чтобы не простыла с непривычки. Высунулась наружу девица, смотрит на него жалобно. Потом на рот свой показала. Сделала вид, что жуёт. Понятно. Голодная. Развёл Слав руками в стороны. Потом показал на Ярилу-Солнышко. Как мог, пояснил, что скоро ужин, отчертив рукой две полосы на косяке дверном, благо полотнище деревянное закрывать не стал. Тогда и поедят. Поняла – не поняла, но глаза закрыла. Уснула. Понятное дело. Намаялась за день. Переволновалась, бедная. Ещё утром сиротой была. Не знала, проживёт ли день, или задерёт её зверь лесной, а то и славянский лучник стрелой подшибёт. Теперь же вроде новая жизнь устроилась.
