Это — сейчас. А было…
Линолеум отлично «держал» линию. Но этого мало! Нужно было извлечь из него все звуки, краски и полутона, которые звучат в твоей душе и просятся на лист. Часами шлифовал Бибиков линолеум искусственной или морской пемзой до зеркальной поверхности, работал до изнеможения, пока стамеска и штихели не стали давать линии и полутона, не звучащие диссонансом с задуманным.
Но это — техника… Другой художник, Дмитрий Моор, просто Стахеевич, как его все называли, учил Бибикова другому — партийному отношению к искусству, идейной направленности работ.
Складывался индивидуальный почерк Бибикова-мастера. На выставках 1929 года появились его гравюры «В Батумском порту», «Краснофлотцы», «Смена идет». Они — как эпиграф к его пути. Как выход в большой океан.
Ассоциация художников революции (АХР), к которой он принадлежал, торжественно заявляла: «Героическая классовая борьба, великие будни строительства должны быть главнейшим источником содержания нашего искусства». Этой художнической вере Виктор Сергеевич не изменял никогда.
Я видел его эстампы и на Диксоне, и в далеких северных бухтах, и на пограничных заставах, и у рыбаков Приморья. И не раз задумывался: почему среди моря выпускаемых ныне гравюр и литографий люди выбирают его, Бибикова, листы или тех, о ком можно сказать, что они «с одного корабля»? Потому, видимо, что зритель ищет в искусстве отклик на свои раздумья над жизнью, на те движения души, которые ведут его вперед. Творчество Бибикова противостоит потоку эстампов безликих, бездумных. Художник, о чем бы он ни рассказывал — подвиге современных подводников или летнем волшебстве Подмосковья, — всегда сражается. За души людей. За творческое, активное отношение к жизни.
И есть еще одно свойство у его листов — они всегда зовут в дорогу. От частого употребления к месту и не к месту стерлось слово «романтика». В сотнях кафе «Романтика» — вся «романтика» в кружке пива или рюмке коньяку. А «алые паруса» стали ставить на столь непотребных шаландах заурядного мещанства, что Александр Грин, наверное, содрогнулся бы. Манящее и зовущее на подвижничество слово «дали» иной раз не более как чайльдгарольдова поза. Тем более, что взглянуть на «дали» из иллюминатора Ту-104 намного легче, чем бить зверя на Таймыре или строить Братск.
Бибиков предлагает молодым не эту псевдоромантику, а подлинную романтику сурового, напряженного труда, будь то труд подводника, пограничника, моряка, верхолаза. И даже, казалось бы, в «чисто пейзажных» листах художник остается верен себе — им свойственно звонкое чувство Родины, России. Бибиков всегда остается художником-гражданином… И коммунистом.
