Все это вылилось из меня, и я удивилась своему сдерживаемому до сих пор возмущению. К тому времени, как я закончила, я была на грани слез.
– Весьма печально, – заметил инспектор. – Какова была твоя реакция – в тот момент?
Мой ответ меня шокировал.
– Я хотела ее убить, – сказала я.
Мы сидели в молчании, показавшемся вечностью, но на самом деле, вероятно, прошло не больше десяти секунд.
– Вы запишете об этом в записную книжку? – наконец поинтересовалась я.
– Нет, – сказал он другим, более мягким голосом. – Это был скорее личный вопрос.
Слишком хорошая возможность, чтобы упустить ее. Вот наконец шанс облегчить боль, которая тревожит мою совесть с того ужасного октябрьского дня.
– Простите меня! – выпалила я. – Я не хотела… Антигона… ваша жена…
Он закрыл блокнот.
– Флавия… – произнес он.
– Это было ужасно с моей стороны, – продолжила я. – Я сказала не подумав. Антигона, миссис Хьюитт имею в виду, должно быть, так разочарована во мне.
Я слышала, как мой голос звенит у меня в ушах.
«Почему у вас с инспектором Хьюиттом нет детей? Наверняка вы можете себе это позволить на зарплату инспектора?»
Это должно было прозвучать легко, почти шутливо.
Меня воодушевили ее присутствие, красота и, вероятно, химия слишком большого количества сахара в слишком большом количестве пирожных. Я объелась.
Я сидела и радостно смотрела на нее, словно какой-нибудь лондонский щеголь, только что сказавший превосходную шутку и ожидающий, пока ее поймут все в комнате.
«Наверняка вы можете себе это позволить на зарплату инспектора?»
Я чуть не произнесла это снова.
«Мы потеряли троих», – ответила Антигона Хьюитт с бесконечным горем в голосе, взяв мужа за руку.
«Я бы хотела вернуться домой», – резко заявила я, как будто внезапно разучилась произносить все остальные слова в английском языке.
Инспектор отвез меня в Букшоу в молчании, которое выбрала я сама, и я выпрыгнула из его машины, даже не поблагодарив.
– Не так разочарована, как печальна, – сказал он, возвращая меня к настоящему. – Мы не так хорошо справляемся с этим, как другие.
– Должно быть, она ненавидит меня.
– Нет. Ненависть – для ненавистников.
Я поняла, что он имеет в виду, хотя не могла объяснить.
– Вроде того, кто убил Филлис Уиверн, – предположила я.
– Именно, – сказал он и после паузы добавил: – Итак, на чем мы остановились?
– На Гиле Кроуфорде, – напомнила я. – И потом она продолжила играть в пьесе, как будто ничего не произошло.
– Это было примерно в семь двадцать пять?
