Сказать, что это открытие меня удивило, — ничего не сказать. Я слышал, что привычка жить по уставу прочно въедается в организм, но никогда не подозревал, что настолько, и что отсутствие этой упорядоченности будет так сильно действовать на нервы.
Из-за этой привычки я каждый день просыпался ровно в шесть утра и ворочался, пытаясь понять, почему мне не спится. Из-за неё меня невероятно раздражали бесцельные брожения экипажа, да и меня самого, по кораблю. Отсутствие строго определённого времени завтрака, обеда и ужина тоже нервировало, и заставляло периодически чувствовать себя на военном положении.
— Слушай, у меня есть идея! — вдруг рывком приподнялась на локте Яроника, нависая надо мной и сияя нездоровым восторгом в глазах. — Ты чего такой озадаченный?
— Последнюю твою идею я до сих пор от головы отмыть не могу, — съехидничал я. К назначенному «через пару дней» «цвет молодой листвы» из моих волос не то что не вымылся, а даже как будто стал ярче; или просто немного светлее. А ведь я просто доверился этой коварной женщине с её предложением намылить друг друга, и поначалу даже получал удовольствие от процесса. До определённого момента.
Правда, сбрить всё это «великолепие» под корень рука пока не поднималась: я всё ещё надеялся на лучшее. На предложение же Яры «покрасить обратно» ответил однозначно и категорически: не хватало мне обзавестись каким-нибудь ещё более экзотическим цветом! Я хотя бы ничего не имел против синего цвета как такового, а если после перекраски получится какой-нибудь розовый? Или, не дайте духи, вообще жёлтый, который я по субъективным причинам вовсе не выносил?
— Ты мне это до Земли припоминать будешь? — не слишком убедительно изобразила обиду она.
— Если оно продержится до тех пор — однозначно, — злорадно сообщил я.
— Ну тебя, шуток не понимаешь, — хмыкнула женщина, опять устраиваясь у меня на плече. — И ты так и не ответил, о чём столь напряжённо размышлял?
— Да так, глупости, — досадливо поморщившись, отмахнулся я.
— Проходили мы твои глупости, — возразила она, опять нависая, только на этот раз складывая ладони у меня на груди и утверждая на них подбородок. — Давай, рассказывай, что тебя тревожит. Побуду твоим личным психологом.
— Да ничего меня не тревожит, — опять отмахнулся я. Но это выражение лица я уже знал. Ей сейчас действительно было проще ответить, чем пытаться объяснить всю бессмысленность и бесполезность разговора, хотя проблема и правда не стоила затраченного на её обсуждение времени. Впрочем, мы же никуда не торопимся? Нахмурившись и посерьёзнев, я начал отвечать с видом человека, выдающего под пыткой свою самую страшную тайну. — Вернее, тревожит, но это объективно глупости и просто въевшиеся привычки. Меня последнее время волновала какая-то неправильность в окружающем мире, тревожный диссонанс, неестественность, — осторожно проговорил я, тщательно подбирая слова. Яроника подобралась и нахмурилась, видимо, ожидая чего-то совсем уж нехорошего. — И тут вдруг я, наконец сообразил, что именно меня беспокоит, — напряжённым тоном процедил я. Яра подалась вперёд от волнения, я поманил её ближе, вынуждая наклониться к самому моему лицу… и, рывком перекатившись по кровати, рявкнул поставленным командирским голосом совершенно опешившей от такого поворота событий женщине едва ли не в ухо: — Три наряда вне очереди за нарушение распорядка дня! — она дёрнулась от неожиданности и уставилась на меня как на опасного психа. — Ну, что ты на меня так смотришь? — уже нормальным тоном продолжил я, подпирая голову ладонью. — Привык жить по уставу и распорядку, теперь никак не могу отвыкнуть.
