Частенько потом мы с Сергеем возвращались в этот вечер, ведя от него отсчет нашей общей истории. Тогда я впервые разглядела его — прочного, надежного, по-хозяйски управляющегося в казенных милицейских апартаментах. Увидела взгляд Саши, искоса бросаемый на Сергея за поддержкой и одобрением. И с удивлением установила, что глаза у баташова карие, а вовсе не голубые, как мне раньше казалось. Впроченм, ещё позже, когда мы валялись на крупной гальке крымского пляжа, где протекали блаженные дни нашего «медового месяца», стало очевидно, что радужка устремленных в облачное небо серегиных глаз цвета глинисто-зеленого армейского мундира, т. е. — хаки.
— Быть тебе офицером, Баташов. Не отвертишься. — Вздохнула я, зная уже, что вопрос о распределении мой муж решит по-совести, то есть пойдет служить в МВД.
Всего двух недель не дотянула до нашей свадьбы Шурочка — Александра Матвеевна, работница пищеблока 28 интерната. Мать Сергея — большая грузная женщина, никогда не вспоминала своего исчезнувшего после рождения мужа и не жаловалась на свою судьбу. Вопреки представлениям и женщинах её комплекции и профессии Шурочка отличалась редкой тихостью и покорностью. Разговаривала Александра Матвеевна чуть ли не шепотом, а когда обращала к сыну блестящие коровьи глаза, казалось, что она молится — столько восхищения и нежной грусти было в её любви к сыну. Она словно стеснялась, что этот добряк, умница и богатырь должен называть её матерью.
Сергей узнал, что у Шурочки рак, и к тому же неоперабельный, в момент нежнейшего зарождения нашего романа. Однажды, после долгого хождения по московским переулкам, измученные какой-то недоговоренностью в наших отношениях, мы поцеловались — мимолетно, но очень серьезно. Это как-то сразу изменило характер дружеских прогулок — из «славных пацанов» мы превратились в лирическую пару, озабоченную поисками мест для обьятий и поцелуев. Сентябрь выдался по-настоящему золотым. бульвары, скверы и парки, все в летающих паутинках, шуршащих листьях, бледных солнечных зайчиках, проникающих сквозь редеющие кроны деревьев, были окутаны возвышенной прощальной грустью.
Мы зачастили в кинотеатр повторного фильма, откуда потом проходили бульварами то до Кропоткинской, то от серегиного двора, не уставая «отмечаться» с воровскими, сладкими поцелуями в каждой подворотне. Александру Матвеевну положили в больницу с приступом почечных колик. На третий день сыну сообщили, что мать спасти не удасться — опухолью поражен весь кишечник и даже тазобедренные кости.
