— Ты будешь моей, моей лапушкой-женушкой…
…Звонок в дверь показался нам залпом «Авроры». Таким, как его изображает история КПСС — «могильщиком» старой жизни, положившим конец постыдному прошлому. За ним, уже как в реальной истории, последовали кадры гангстерского фильма.
Едва натянувший брюки Аркадий отворил дверь, в которую ринулся здоровенный парень, вопя во все горло: «Где она? где она?» И увидав мое распростертое на софе тело (я успела закутаться пледом), с размаху саданул Аркадия в челюсть. Они катались по полу и колошматили друг друга, а я сжалась в комок, включив магнитофон на полную мощь. Сальваторе Адамо пел «Лавстори», заглушая вопли дерущихся. Мне уже было ясно, что у моих ног, стремясь врезать противнику побольнее, сражаются друзья.
Потом, дрожащую и лязгающую зубами от пережитого волнения, Сергей увел меня во двор и, усадив на детский песочник, обнял. Я вырвалась, колотя его кулаками: «Зачем ты пришел?! Зачем ты бил его?! Ненавижу… Ненавижу! Гад!»
Сергей поймал мои руки и, заглянув прямо в глаза, сказал:
— Аркадий через две недели женится на Рите. Во Дворце бракосочетания. Они уже давно подали заявление. Рита беременна.
— Что?! — Я отпрянула. — Этого не может быть! Ты врешь, потому что сам хочешь меня… Ты подонок, гадкий подонок!
На нас с интересом смотрели двое школьников лет одиннадцати. И какая-то тетка с авоськой, громыхая бутылками, проползла мимо, заметив: «В милицию надо сообщить… Развелось блядей…»
— Пойдем отсюда. Успокойся. Прошу тебя, тише. — Пытался урезонить меня Сергей.
Отскочив на метр, я гордо вздернула подбородок:
— Запомни: я никогда больше не увижу тебя. И что бы там ни было на самом деле — никогда не перестану ненавидеть! — Слезы потекли по моим щекам, а к горлу подступил неудержимый смех. — Женой или не женой — какое кому собачье дело! Я же люблю его! Я отдамся ему в первой же подворотне…
Назло! Назло опекавшей меня матери, этому неотвязному Сергею, а главное, — так жестоко посмеявшейся надо мной судьбе!
…С неделю я провалялась дома, отказываясь подходить к телефону и принимать пищу. Чем больше волновалась мать, тем сильнее мне хотелось истязать себя и кому-то мстить, мстить! Ну, прямо Наташа Ростова после неудавшегося побега с Анатолем Курагиным. Вот только горячки у меня не было — не современная это болезнь. Но зато мысль о том, чтобы отдаться Аркадию как можно скорее изводила меня. Хорошо бы, чтоб о моем падении сразу узнал Сергей. Только не это главное — главное огонь, загоравшийся во мне при одном воспоминании о прикосновениях Аркадия, его прерывистом дыхании, теле… А поцелуи… нет, от этого можно было сойти с ума… Еще немного и сбрендить…
