Я достала из гардероба забытое синтетическое манто силуэта «свингер» коротенькое и сильно расклешенное, с огромным воротником-шалькой, превращающимся в капюшон. «Леопарда» облюбовала Софка и уже пару раз показалась в нем «в обществе» во время рождественского визита. С узкими фланелевыми брюками пальтишко и на мне смотрелось неплохо. Я почти отказалась от косметики, но не смогла проигнорировать духи. И взглянув на прощание в зеркало, криво усмехнулась себе: «Кого ты пытаешься обмануть, крошка? Ведь тебе уже и так ясно, что Юлий непричастен к стрельбе. Что же тогда выяснять? — Насколько пылки и правдивы его чувства?» — «Нет. Ответил кто-то ехидно и безжалостно. — Ты хочешь узнать, насколько серьезно влюблена сама. И даже, более того, — ты мечтаешь о том, чтобы вчерашний поцелуй оказался не пустой игрой воображения…»
…«Пусть, пусть, пусть!» — Я ходила вдоль ларьков на торговой площадке возле метро. Припарковаться у магазинчика, торгующего гигантскими медведями, крокодилами, гориллами не удалось. Делая вид, что рассматриваю витрины, поджидала Юла. Мое внимание привлек теплый мужской шарф с приятным серо-бежевым рисунком. Я даже потрогала его, представляя, как наброшу пуховую мягкую ткань на открытую шею Юла. И отошла — делать ему подарки я не имела никаких оснований. Вот если бы день рождения или Новый год…
Вокруг торговали и покупали. сквозь чистенькие витрины глядели в февральскую муть подсвеченные изнутри штабели разнокалиберных бутылок с неведомыми ранее напитками, сверкала бижутерия, манили своих будущих хозяев меховые зверушки, отчаянно красовались завезенные неведомо откуда в эту стужу живые цветы.
Кто-то сжал меня сзади за плечи, не давая возможности двинуться, Я удивилась, как крепко держали меня его руки и как высоко над моими глазами сияли его глаза, когда я все же вырвалась и обернулась. Губы Юла тут же коснулись моего виска — но не мимолетно-дружески, а очень интимно — горячие и жаждущие.
Мы чуть ли не бегом ринулись к машине, расталкивая людей, жующих у киоска гамбургеры. В морозном воздухе запах жареного мяса казался очень аппетитным. И почему-то от этой пестрой людской толчеи, от роскошных цветов, обреченных замерзнуть в своих хрустальных целлофановых колпаках, от спортивного марша, грянувшего из стадионных репродукторов, меня охватило несказанное веселье.
Захлопнув дверцы, мы почувствовали себя защищенными от внешнего мира. Крошечный домик с запотевшими стеклами — необитаемый остров. Я увидела в зеркальце свои раскрасневшиеся щеки, блестящие глаза, а затем — глаза Юла, виноватые и печальные. Он сжал пятерней лоб, поморщившись, как от боли. Затем откинул назад длинные пряди и попросил, глядя прямо перед собой:
