Цветы тянутся к солнцу | страница 57



Минуту спустя платок уже был на ее голове, а от хлеба и крошки не осталось.

В это время новый пушечный выстрел раздался где-то около Устья. В ответ грянул выстрел с Казанки, и снова с Устья, и снова с Казанки.

— Как будто переругиваются, — сказала Закира.

Но никто не поддержал ее. Ребята молча прислушивались к перестрелке, а когда пушки замолчали, Матали сказал:

— Пойдемте, ребята, на улицу. А то все прозеваем.

Как будто только этих слов и не хватало ребятам. Они торопливо оделись, шумной стайкой, все вместе, вышли на улицу и чуть не задохнулись, глотнув холодного сухого воздуха.


Пулеметы, стоявшие у кремлевской стены, то и дело прошивали мокрый песок на берегу Казанки. Камешки, поднятые пулями, веером разлетались в стороны и звонко ударялись в стенки перевернутых котлов.

Оттуда, с берега, укрытые низкими поленницами, тоже били пулеметы. Это рабочие с алафузовской фабрики и с других заводов вели огонь по юнкерам. Это был бой, но еще не настоящий бой, не тот, который перевернет мир. Тот бой был еще впереди. А пока шла перестрелка. Вроде разминки, которая бывает перед началом сабантуя, когда лошади уже бегут, но еще не вкладывают в бег всей своей силы.

Абдулла лежал у пулемета за поленницей и вслушивался в звуки, доносившиеся со стороны Арского поля. Чтобы лучше слышать, он сдвинул ушанку набекрень и приподнял одно «ухо» кверху.

Абдулла — опытный боец. Он прижался к песку и спокойно лежит, следя за боем.

А его помощник первый раз в бою. Чтобы скрыть волнение, он вертится из стороны в сторону, без всякой надобности переставляет с места на место ящики с лентами. Он то ложится рядом с Абдуллой, то садится, прислонившись спиной к поленнице, и, опустив голову на поднятые колени, думает о чем-то. Наконец, не выдержав затянувшегося молчания, он начинает разговор:

— Интересно, дядя Абдулла, вот ты говоришь: возьмем власть в свои руки и сядем в кремле. А правда это?

— Не только в кремль, в губернаторский дом сядем, — нехотя отвечает Абдулла.

— Да кто же меня пустит туда в моих рваных сапогах?

— А мы и спрашивать не станем. Проходят те времена, когда мы спрашивали. Теперь и нас спрашивать будут.

Разговор мешает Абдулле слушать голоса боя. Сказать бы парню, чтобы замолчал. Да ведь как скажешь? Парень молодой, все ему хочется узнать поскорее, услышать про новую жизнь, в бой за которую они вышли. Абдулла бы рассказал. Все бы рассказал, что как будет, когда они завоюют власть. Только Абдулла и сам пока хорошенько не знает, как будет. Одно он знает наверняка: теперь уже ни его самого, ни его детей, ни его внуков никто не попрекнет бедностью или рабочим званием. Теперь он станет равным среди людей, никто не отнимет у него честно заработанный кусок хлеба, никто не посмеет распоряжаться его сердцем и его мыслями. А остальное… Рано об этом думать. Сначала нужно победить.