Хусаин глазами показал Газизе: уходи, мол. Он выплеснул из чашек остывший чай, налил горячего.
— Ладно, пей чай, старина, а то еще поссоримся, — сказал он, чуть поласковее.
Газиза с матерью тоже пили чай. Прежде чем вынести самовар к мужчинам, Фатыйха бросила щепотку чаю в ковшик, налила кипятку, разлила чай по чашкам. Когда попили, собрала посуду, приготовила дочке постель, укрыла ее и погладила по голове.
— Мама, а папа что, в тюрьме был?
— Был, доченька.
— А он узнал, что нас с тобой выгнали?
— Кто же скажет? Об этом он пока ничего не говорил. Он все про того солдата спрашивал.
— А ты что?
— А я, дочка, ничего не сказала. Не знаю, и все. Не один наш сарай на дворе. И тебя если спросит, говори, что не знаешь.
— Ладно, мама. А если папа узнает, он побьет тебя?
— Спи, дочка, беду накликать не надо. Она сама приходит. Спи.
В то тревожное утро, когда к ним приходили солдаты, Фатыйха прибежала к дому Гильметдина, но сколько ни спрашивала, сколько ни искала, так и не нашла мужа.
Неужели его уже забрали? — думала она. — А если забрали, отпустят ли? А то, чего доброго, не посмотрят, что калека, и отправят на войну. Говорят, теперь всех мужчин отправляют в окопы, не смотрят, здоров или болен. Да она и сама видела, как на базаре хватали мужиков вместе с возами и всех, говорят, отправили в казармы… Неужели и ее Хусаина отправят? Она даже и попрощаться с ним не сможет.
Так она думала, прислонившись к воротам, пока голос дворника не прервал ее тревожных мыслей.
— Не горюй, Фатыйха, — сказал дворник, — увели в участок твоего мужика. Ну, да не беда. Посчитают ребра и отпустят. Ты что думаешь, будут на него казенный хлеб переводить? Ступай домой, обойдется все.
— Спасибо тебе, — сказала Фатыйха. — Хорошо бы так-то.
Хусаина действительно забрали. Но долго его не продержали. К вечеру он вернулся домой живой и невредимый.
Когда он вошел, серый от усталости и злобы, с синяками под глазами, сердце Фатыйхи дрогнуло, но не от страха, а от жалости.
Как всегда, Хусаин пошумел немного, но на этот раз успокоился быстро. Хусаин поверил словам жены о беглеце, замолчал и до самого прихода Газизы сидел на нарах, вспоминая обиды этого дня.
А на другой день он пришел с работы совсем тихий. То ли злобу перенес на баев, то ли слова Исхака разбередили его душу.
Ни слова не сказав, он устало опустился на нары.
Газиза подбежала к отцу, стянула с ног сапоги, размотала портянки, принесла теплые носки с печки. Пока мать накрывала стол, Газиза помогла отцу умыться. Отец с удовольствием фыркал, сморкался, а когда помылся, кажется, в первый раз в жизни погладил по голове девочку, стоявшую с чистым полотенцем в руках.
