В один сентябрьский вечер наша судьба круто изменилась. В рабочей комнате начальника штаба командующий подводил итоги дня. Тут были Малинин, Казаков, Прошляков и Орел. Зазвонил телефон. Рокоссовского вызывали к аппарату ВЧ. В маленькой деревенской хате хорошо слышалось каждое слово, долетавшее из далекой Москвы:
— Вам не скучно на Брянском фронте? Рокоссовский улыбнулся, но промолчал.
— Решением Ставки создается Донской фронт. Весьма перспективный. Предлагаем вам принять командование им, если не возражаете…
— Как можно возражать!..
— В таком случае забирайте с собой кого считаете нужным и утром вылетайте в Москву. Брянский фронт примет Макс Андреевич Рейтер.
Рокоссовский обвел всех радостным взглядом. Сколько раз в этой же хате начальника штаба мы ночами склонялись над картой, следя за грандиозной битвой на берегу великой русской реки. С каждым из нас карта говорила живым языком; за ее синими и красными стрелами, в непрерывно меняющейся конфигурации оборонительных рубежей мы видели несгибаемую волю, творческую мысль и самоотверженность наших боевых товарищей, со многими из которых нас связывала долголетняя служба в Вооруженных Силах страны. Там сражался В. И. Чуйков, с которым мы хватили лиха еще на линии Маннергейма: он тогда командовал 9-й армией. Там, у Волги, в районе разрушенного вокзала, вела бои дивизия А. И. Родимцева; Совинформбюро передавало о ней сообщения, похожие на легенды. Последний раз я видел Александра Родимцева в Испании, на Хараме, где в тяжелых боях 12-я интернациональная бригада сдерживала натиск франкистов, итальянских и немецких интервентов: он под огнем на поле боя ремонтировал пулеметы. Военный человек поймет, какой это был подвиг — держать в боевой готовности пулеметы более чем 20 разных устаревших систем. Испанские товарищи ценили вклад советских добровольцев в борьбу за свободу, против фашизма. Родимцева они считали храбрейшим из храбрых и прозвали его «профессором пулеметного дела республиканской армии». Думалось: всего шесть лет назад это было, а теперь имя нашего славного боевого товарища навсегда связано с величайшей в истории битвой на волжском берегу…
— Я рад, товарищи, — просто сказал Рокоссовский. Указывая пальцем на Малинина, Казакова, Прошлякова и Орла, он приговаривал: — Вы со мной… Вы со мной.
Сердце мое не выдержало:
— Товарищ командующий, готов ехать хоть на дивизию!
— Разделяю твое желание, Павел Иванович. Но оставайся пока командовать фронтом до прибытия Рейтера, а мы в Москве вопрос решим.
