— Без пользы, студент… Открыт на полную… Лучше слетай да спроси у божьего одуванчика, когда пар дадут… Может, зашевелятся, черти…
Парень вернулся минуты через две, поднялся наверх, встал рядом.
— Котлы, говорят, чистят.
— Подождем, — вор поскреб шею, грудь. — А то придешь по-человечески попариться, а тебе — фига…
— А у нас в стройотряде каждую субботу такую баньку закатывали… Навкалываешься до потери пульса — и туда…
— Обезьяна превратилась в человека не для того, чтобы человек превращался в лошадь…
— Точно… Пойду хоть под душем ополоснусь… Все равно раньше, чем через полчаса, пар не дадут…
Студент ушел, а вор по-прежнему стоял у перил и смотрел, как трудно и тяжело пробивается наружу неокрепший парок.
Открыв дверь плечом, ввалился толстый дядя. Добрый березовый веник он держал перед собой обеими руками.
— Нет, вы только посмотрите, какое безобразие! — крикнул вор, не дав толстяку подняться наверх. — Элементарного пара дать не могут… И куда начальство смотрит?
— Надо бы припугнуть, — сказал толстяк и недовольно фыркнул.
— Хотя бы объявление в кассе повесили, что, мол, нету пара и не будет…
— Вы правы… Надо припугнуть…
Когда вор выходил из парной, ему навстречу попался раздраженный толстяк и еще двое с вениками, а за ними плелся грустный студент.
— Скоро обещают, — сказал кто-то хрипло.
— Хоть отпотеть пока, — парень улыбнулся вору и вслед за остальными скрылся в парилке.
Вор постоял под душем, сунул мочалку под кран, ополоснул таз и, оставив мыльницу на скамье, пошел одеваться.
Не успел он влезть в брюки и зашнуровать ботинки, как в предбанник высунулся все тот же разгневанный толстяк и начал манить старушку пальцем:
— Если сию минуту не дадут пар, я напишу в трест!.. Да-да, в трест, а еще лучше — в газету, потому что это — прямое издевательство над людьми.
— Да будет пар, будет… Обещали…
— Вы бы лучше, чем беспочвенно обнадеживать, сходили бы в котельную и узнали бы конкретно, — сказал вор, натягивая рубаху. — А то морочите голову…
— Я им сейчас, иродам, устрою… Пьянчужки! — банщица заправила седую прядь под косынку и сжала жилистые кулачки. — Распустились… Совесть потеряли!
— Все равно мы из них пар выжмем, — толстяк облизнул губы, попятился.
Вор следом вошел в моечную, забрал мыльницу.
Гладкая розовая спина толстяка проплыла к парной. Студента не было видно — терпеливо сидел на полке. Остальные топтались возле дверей в ожидании, когда же наконец, загудит пар. Кто-то шлепнул себя по ляжке веником и гулко захохотал.
