Оставшиеся во дворе видели, как охранники подтолкнули русского кандальника к волчку в двери. Сперва он приник к нему, потом, резко отпрянув, попытался скованными руками сбить с ног офицера. Эсэсовец загородил прикладом хохочущего офицера. Русский кинулся прочь, но его силой подтащили и прижали его голову к волчку, заставляя смотреть внутрь камеры. Он бешено отбивался, стараясь сбросить насевших на него охранников. Рядом смеялся гитлеровский офицер.
В тот день Тропинин с ужасом вспоминал лица гибнущих в камере от газа людей. Вечером ему задали один вопрос:
— Что такое «санит»?
— Не знаю.
Потом шли страшные дни. Его помещали в газокамеру, включали мотор, вентилятор и задавали один и тот же вопрос. Полумертвого вытаскивали из камеры и гнали зарывать расстрелянных. Длинные, широкие канавы были доверху наполнены трупами… Загоняли в большое каменное здание и заставляли сортировать вещи, снятые с убитых. За отказ избивали до полусмерти. Его водили по «цехам» этого большого здания, показывали, как упаковывают волосы людей, снятые перед расстрелом, ремонтируют и тюкуют детскую одежду и обувь… И задавали вопрос:
— Что такое «санит»?
— Не знаю.
Его повели на расстрел. Поставили в строй вместе с другими. После залпа вокруг люди упали — его оставили в живых. Потом еще раз… еще…
Седого, сурового, с красными рваными шрамами от наручников, Тропинина привели в помещение, над которым день и ночь дымили квадратные трубы. Ему казалось, что он видел все, что могут придумать палачи. Но переступив порог этого здания, он содрогнулся.
На операционном столе лежал человек. Он был страшно изможден. На выпирающих костях просвечивалась восковая кожа. Грудь лежащего еле заметно поднималась. Когда Тропинин, гремя кандалами, прошел к столу, человек открыл глаза, хотел что-то сказать и не смог. Даже пошевелить губами у него не было сил. Из боковой двери быстро вышел пожилой, крупный немец в белом халате. За ним ввалилась беззаботно шумящая группа молодых немцев, тоже в халатах. Взяв длинную указку, пожилой, тыкая ею в беспомощно распростертого человека, начал объяснять, из каких частей состоит человеческое тело. Молодые спокойно рассматривали умирающего. Отойдя чуть в сторону, пожилой дал задание. Молодые, все разом, но каждый в заранее облюбованном месте, принялись орудовать скальпелями.
Горчаков, покуривая сигарету, обратился к Тропинину:
— Скажешь?
— Никогда!
Горчаков кивнул охранникам. Тропинина толкнули в одну из дверей, поставили к стенке против открытой топки длинной печи. На носилках внесли человека. Он еще дышал, пытался что-то сказать. Носилки поставили против жерла печи. Следящий за работой печи гитлеровец, не глядя на носилки, спросил:
