Его поставили на пол, и чтобы не ревел, он был самый маленький из всех новых детдомовцев, сунули в руки большой пупырчатый огурец и кусок ржаного хлеба. Это было давным-давно, кажется, ему шел тогда шестой год. Конечно, он видел позже поезда, особенно, когда призвали в Красную Армию, когда началась война, но просто, спокойно смотреть и любоваться мощью паровоза и всего поезда, ему не приходилась, ни разу.
Это был первый случай, когда он находился вблизи паровоза. Он бы рад такому случаю. Он искренне был рад, что скоро поедет в мягком пассажирском вагоне в Берлин. Он отчаянно ждал этого момента.
Паровоз уже был подцеплен к пассажирско-санитарному составу, и проходил последнюю проверку перед отходом. Суровый машинист в черной одежде выглянул через окно и дал предупредительный свисток, выпустил пар. Мастеровые с длинными молоточками под присмотром жандарма обстучали буксы. Санитары заносили в вагоны последних раненых. Редкие отпускники, среди них не только офицеры, но и солдаты, и сержанты Вермахта, стоя на перроне, докуривали дешевые сигареты. Прошло охранное отделение поезда к полуплатформе, прицепленной за паровозом, где уже находился пулеметный расчет.
Криволапов стоял возле паровоза, смотрел на него и улыбался. Улыбался этому великану, улыбался весеннему солнцу, улыбался потому, что был молод и здоров, потому что получил воинское звание младший сержант и был награжден высокой наградой. На какое-то время, глядя на паровоз, он задумался о своей жизни, о своей нелегкой сиротской судьбе. «Вот оно как бывает, «кому лютый враг, а кому и мать родная». Разве так бы у него жизнь сложилась, если бы родителей не расстреляли? Если бы не прискакали на тачанках, сволочи красные…? Из рассказа тетки знает, что окружили их Осиновку, что в Курдюковской волости на Тамбовщине жидобольшевики и потребовали выдать селянам восставших крестьян. Те, ни в какую, нет, мол, у нас бандитов в селе. Тогда отобрали 60 человек заложников, в том числе и его родителей, а он у матери на руках к груди припал, и выставили охрану. Два часа политкомиссары дали время на раздумье и предупредили, не выдадут бандитов, расстреляют первую партию заложников. Никто в это не хотел верить. Как можно было без вины виноватыми сделать. Прошло время, вывели 21 человек, зачитали постановление и расстреляли… — У Степана навернулась слеза от воспоминаний, — ничего ведь не чурались гады, хотели и его малютку положить у стенки сарая. Тетка в ногах валялась, еле упросила оставить живым».
