Дела давно минувших дней (Киевская Русь в романах Павла Загребельного) | страница 4



* В. И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. 3, с. 199.

В последовательном, убежденном утверждении народа подлинным творцом истории и состоит созвучный нашей современности внутренний пафос романов Павла Загребельного. В их идейно-нравственном полифонизме мотив суда над историей всегда органичен: суд этот вершит сам народ. Идеями и образами созданных им шедевров искусства - в романе "Диво". Неувядаемой в веках героикой ратного подвига - "Первомост". Высотой своей трудовой морали, питающей нравственную стойкость человека, его представления о добре и зле в мире - "Смерть в Киеве". И неистребимой, поэтически трепетной красотой патриотического чувства родной земли - в романе "Евпраксия".

Рассмотрим, однако, эти романы не в очередности их появления, а в хронологической последовательности времени действия, сюжетов, заданных народной историей. И вслед за "Дивом" назовем, следовательно, не "Первомост", а "Евпраксию".

Принципиальный спор с летописными оценками давних событий развернут в этом романе в широкую полемику, имеющую целью обосновать современное прочтение древних источников, объективное переистолкование зафиксированных в них человеческих судеб. Трагической судьбе Евпраксии, внучки Ярослава Мудрого, летописец посвятил всего несколько строк: сообщил о том, что великий князь Всеволод Ярославич выдал малолетнюю дочь за саксонского маркграфа, и привел год ее смерти, последовавшей по возвращении на родину. Все, что происходило между обеими датами, и составило содержание романа, домыслено романистом на основании других, нелетописных источников, в частности, западноевропейских хроник. Но и они восприняты по преимуществу критически, на что указывает нередко встречающаяся ирония над верноподданными современниками германского императора, не умевшими отделять историю от легенды, а иной раз сознательно менявшими их местами.

Наиболее легкий путь для романиста, - размышлял однажды Павло Загребельный, - беллетризация исторических сведений. И признавался, что самого его всегда влечет "путь иной, трудный... путь переосмысления фактов и событий, иногда канонизированных в трудах историков и писателей". Не потому ли так остросюжетны его романы, что в каждом из них он "пытался воссоздать не только быт, обстановку, политическую и нравственную атмосферу того времени, но и психологию наших предшественников"? "Я сторонник литературы сюжетной, - подчеркивал писатель, - ибо сюжет - это не просто занимательность. Сюжет - это характеры людей и композиция, а композиция (особенно в романе) - это, в свою очередь, если хотите, элемент не просто формальный, а мировоззренческий"*. И концептуальный - добавим к сказанному.