— В чем дело? Хейкки, ты-то сам... ничего?..
— Оставь ты...
— Нет, нет, речь не о нем. Я — Харьюнпя, из уголовной полиции. Речь идет о вашем бывш... о вашем муже.
— Ах вот как. Ну заходите... Ты что же, Хейкки, стоишь в передней!
По жестам и интонациям Харьюнпя понял, кто здесь правит. Они вошли в квартиру, госпожа Континен шла впереди слегка вперевалку, парень следовал за ней, шурша поплином; шествие замыкал Харьюнпя, глубоко засунув руки в карманы куртки. Он отметил про себя, что Хейкки удивился его появлению, но не испугался и не занял оборонительной позиции. Харьюнпя был почти уверен, что убийцу следует искать в другом месте.
Квартира выглядела заурядной, обставленной без всякой фантазии. Обычная, стандартная квартира, в каких Харьюнпя приходилось не раз бывать. Мать и сын снова присели к столу, но никто из них не прикоснулся ни к кофе, ни к бутербродам. Харьюнпя остался стоять. Он чувствовал себя крайне неловко. Известие едва ли будет для них так уж тягостно, подумал он: ведь они ужо давно живут врозь, и все же слова вертелись у него в голове, не выстраиваясь в разумные предложения.
— Да, действительно, это было в начале марта, когда Хейкки в последний раз навещал... этого человека. Верно ведь? Здесь в то время как раз шел ремонт, и я сказала тебе, чтобы ты привез из города новую резиновую прокладку для душа... Да, точно. Это было около месяца назад. Ты... ты уверен, что больше с отцом не встречался?
— Да-а. После этого я его не видел, — ответил парень, и, вглядываясь в его глаза с белесыми ресницами, Харьюнпя почувствовал, что он говорит правду.
— Ну так... что же? — спросила госпожа Континен.
Харьюнпя вздохнул. Он чувствовал, что непозволительно тянет.
— Да видите ли... — Харьюнпя вынужден был перевести дух. — У меня, к сожалению, очень неприятное для вас известие. — Он выдержал короткую паузу, чтобы дать матери и парнишке время адаптироваться. Госпожа Континен уронила руки на стол. Хейкки сделал несколько глотательных движений. — В его квартире... найден... его нашли мертвым дома.
У Хейкки задергалось веко, и он уставился на мать. Его рука, придерживавшая плащ, упала, и полы плаща распахнулись. Госпожа Континен с минуту сидела неподвижно. Затем губы ее приоткрылись, она машинально отодвинула от себя чашку с кофе. Жидкость выплеснулась на блюдце. Одеревеневшими пальцами она взяла ложку и прижала ее к животу.
— Вот как... значит, ушел, — произнесла она слабым бесцветным голосом. По щекам ее медленно разлилась бледность. Ноздри расширились.
