Поднимаясь со стула, Харьюнпя подумал, что если уж чему-то неприятному суждено произойти, то оно произойдет. Он подумал также, что никакими пожеланиями не изменить естественного хода событий. Напрасно тревожить себя загодя, лучше принимать каждую минуту такой, какой она оказывается, и приступать к исполнению своих обязанностей, когда в этом возникнет необходимость. Под прикрытием письменного стола Харьюнпя приоткрыл портфель, сунул руку в его карман и кончиками пальцев нащупал фигурку фарфорового слоненка. Переложив маленькое коричневое создание в боковой карман пиджака, он почувствовал себя спокойней. Он все же решил позвонить домой: уж очень ему захотелось услышать голосок своей дочурки. Он быстро направился к дощатой кабине, где лучше было слышно и не так мешал кабинетный шум. Он спешил добраться до телефона прежде, чем раздастся очередной звонок и кто-нибудь спросит, можно ли принести задержанному Ниеменену сигарет и соленых орешков.
Однако Харьюнпя все же опоздал. Он, правда, успел поднять трубку и набрать номер, но в это время заработал дежурный телефон. Звонок у него был низкий, повелительный. Он хорошо был слышен в кабине, хотя Харьюнпя Плотно прикрыл за собой дверь. Он подождал минуту, лелея надежду, что вызов адресован «ворюгам». Он держал трубку в руке и чувствовал, что вызов адресован ему. Именно ему, потому что он собрался позвонить домой и сообщить, что вечер проходит спокойно.
— Насилие... слышишь, дежурный по Насилию? — В мегафоне звучал голос Хуско, дежурного по городу, неузнаваемый, с каким-то металлическим оттенком. — Насилие-е... Харьюнпя? Эй, где Харьюнпя?
С минуту Харьюнпя стоял не шевелясь. Затем бросил трубку на рычаг, носком ботинка отворил дверь и вылетел наружу, как чертик на пружинке. Он бросил взгляд на дежурный телефон — малоприятный аппарат, разделенный пластмассовыми кнопками на клетки; сбоку на аппарате мерцал зеленый сигнал тревоги.
— Да, Харьюнпя слушает. Что случилось? — Ему страшно было назвать свое имя. Он вслушивался в свой голос. Какой-то чужой, необычно твердый и суровый.
— Слушай. Давай сюда... на выезд. На Питкямяентие... происшествие. — Харьюнпя уловил в голосе Хусконена ту же собранность, которая делала и его голос странно чужим. — Да, слушай. Там произошел взрыв, в результате которого обвалился частный жилой дом.
Харьюнпя почувствовал, как все в нем сжалось. Он затаил дыхание. Взрыв. Харьюнпя как бы принюхивался к этому слову, еще не вполне понимая его значения. Он изучал его так же, как маленькая Паулина какую-нибудь новую вещь, о которой раньше ничего не знала. Взрыв. Внезапно до Харьюнпя дошло все, что связано с этим словом. Ужасный грохот, которого лучше не слышать.
