— Ради бога, простите, что я ударил вас! Я думал, там ходит убийца.
Он заметил, кстати, что у вдовы темные волосы.
— Какой еще убийца? — Она ничего не знала о потрясающих открытиях учителя. Надо было рассказать ей все с самого начала.
— Я хорошо знала Винценца, — сказала она, когда Красл закончил. — Уже много лет. Он такое мог придумать, что куда там Риссигу! Денег нам не хватало, а то бы мы пустили пана барона по миру. Видно, был у Винценца какой-то план, о котором он даже мне ничего не сказал. А Ганке он тем более ничего не говорил, я уверена. К Риссигу ходил, это верно. Фабрикант к его советам прислушивался. Вот тогда Винценц, видимо, что-то у него и забрал…
— Что же именно?
— Золотого Будду! — сказала Альбинка.
— Слушайте! — Вдова стала очень серьезной. — Как раз перед стачкой и этой стрельбой ко мне два раза приезжала графиня Эренберг.
— Кто? — Учитель в ужасе почувствовал, что в числе подозреваемых появляется новое лицо.
— Графиня Эренберг! Когда-то их семье принадлежало здесь буквально все. Они сами хотели делать текстиль, но плохо разбирались в коммерции: через пару лет разорились в пух и прах! И тогда их лопнувшую фабрику приобрел пан Риссиг. Она работала на воде как мельница. Про паровые машины тогда слыхом не слыхали… Ну а перед стачкой, значит, Эренберг сказала мне, будто Павлата должен передать ей какие-то записи. Я гляжу на нее как дура — с каких это пор Винценц торгует записями… Но она сказала, что твой отец, Альбинка, знает, о чем речь. Это, мол, толстая книга, переплетенная в кожу. И она, мол, за эти записи даст нам сколько мы захотим. А поскольку они разорены, говорит, готовы отдать лес или заложенное имение. Ну, рассказала я обо всем Винценцу, но он только посмеялся и сказал, что нет у него никаких записей! Ты, говорит, знаешь, что я все в голове держу. Это правда, он любую цену знал, каждый долг помнил, в голове у него было цифр, что в учебнике арифметики! На второй раз Эренбергша грозилась, что нам будет плохо, если мы не продадим ей книгу записей. Но потом началась стачка, и все забылось. И Винценца… — голос вдовы прервался — она впервые выдала свое горе.
— Эта графиня — блондинка?
— Да, как будто, а что?
Учитель рассказал о пряди русых волос, найденных Альбинкой.
— Конечно, она дура, что разболтала про эти записи. И вообще: целыми днями скачет верхом с собаками да орет на единственного слугу, как ясновельможная пани. Но все-таки мне кажется…
— Ну а зачем ей могли понадобиться записи, взятые Павлатой у Риссига? На что они ей?
