Танго | страница 9



— За здоровье. Давай выпьем за него, что ли?

— Давай.

Филипп щелкнул Достоевского по носу, хлопнул водки, рыгнул.

— Подышу, — и вышел из комнаты.

Через бой крови в ушах снова стало сочиться танго.

Тимур дернул «Преступление», нашарил нелегальную «Норму», спасенную и спрятанную за пазухой в тот самый пасмурный июньский день, помилованную Им просто из глупого детского любопытства ко всему запретному, прочтенную и перечтенную в недоумении и закопанную среди правильных книг, как трофейный немецкий парабеллум, зарытый в огороде у почтенного ветерана. Не для сопротивления советской власти, а в память о боевой молодости.

Судорожно огляделся.

Чуть не бросил «Норму» в камин — до того натурально горели телевизионные дрова. Понял, что не сжечь, пропотел. Сунул брошюру в штаны, влетел в туалет, заперся. Стал рвать листы на куски, потрошить целыми тетрадками, скользкими руками — пополам, потом еще пополам, и еще. Крошить проклятую книгу. Нужно было от нее срочно избавиться, от скверны, от бесовщины, от креста на Тимуровом грядущем перерождении.

Хотел в мусорное ведро сбросить, но побоялся. Нужно было бесследно… Бесследно. Швырнул в унитаз, спустил бачок, метнулся умывать руки.

Дверная ручка пошевелилась.

Тимур затаился.

— Кто там? Тимур? — спросила Татьяна.

— Я… Да… Сейчас… Прихватило.

Он заглянул в унитаз — и онемел.

Рукопись не тонула. Клочки ее склеились вместе, выстроились в новый странный текст — вполне читаемый с такого расстояния — и льдом сковали унитазную прорубь. «Оля вынула пакетик, на котором лежали остатки нормы, стала отщипывать и есть: целый день клюю ее, все не доклюю… Издержки производства… Ничего, Жень, щас пузырь раздавим, вылечим».

— Тимур, ну? Ты не один в этом доме живешь!

— Фиаско… — беззвучно ответил ей Тимур.

Он нажал на кнопку еще раз. Обрывки перетасовались, но утонуть не смогли. «Норму Лида выложила в блюдце. Николай Иванович взял ложку, придвинул норму, зачерпнул, вяло прожевал… Поскреб с блюдца коричневые остатки, облизал ложку и придвинул харчо… Оля бросила нормы в шипящее масло, стала членить их ножом», — тупо читал Тимур.

— О! Да тут очередь? — вполз сквозь скважину Филин добродушный баритон. — Ну, тогда я последний буду.

Тимур спустил воду снова. Еще. Бачок обмелел и теперь только судорожно и сухо сглатывал — точь-в-точь как и сам Тимур. Все было потеряно.

Он умылся ледяной водой, отерся махровым полотенцем, перекрестился и открылся. Вышел из сортира бледный, в коридор ступил, как на эшафот. Татьяна и Филипп стояли за дверью. Тимур не нашел в себе сил даже пошутить, просто соврал.