Татьяна, осушила.
— Я тоже… Скучаю… — вздохнул Тимур. — Но я, знаешь, не по пейджеру. Пейджер-то что. А я по духу… свободы. По духу… бунта, что ли. Вот эти акции наши все — это же так было здорово! Так смело! Дерзко так! У американского посольства… Или дерьмократов яйцами закидывать… Это же был настоящий рокенрол! Вот чего хочется. В бизнесе этого нет, хоть бы и под прокурорскими.
— Ну… ФСБ же еще. Под ФСБ больше рокенрола, наверное, — отер затылки Филипп.
— Нет, — Тимур обреченно черпанул икры столовой ложкой. — Нет, Филя. В бизнесе у нас везде шансон.
— Думаешь, в юность можно вернуться? — сквозь запотевшие очки спросил Филипп, переходя к делу.
— Мальчики… Я пока сервировку поменяю. Под барашка. А вы бы передислоцировались? — предложила Татьяна. — И бутылку захватите с собой, а то она мне тут мешает.
Филипп поднялся, отодвинув пузом задребезжавший стол.
— В кабинет? — предложил Тимур. — Там каминчик… Сигары куришь?
— Водителя твоего не нужно покормить? — вспомнила Татьяна.
— Не… — отмахнулся Филипп. — А то приучишь его мне еще.
Среди книг говорилось иначе. Тимур выкатил себе шестиколесный стул из-за своего директорского бруствера, чтобы не казалось, будто это Филипп у него на приеме: было-то наоборот. Уютно тлел нарисованный очаг, сигарный дым ел глаза, столетия беспризорной русской истории, причесанной, приодетой и построенной на линейку, смотрели на них благодарно с книжных полок.
— В юность, значит, вернуться… — вернулся к юности Филипп.
— Если бы это только было возможно… — ищуще поглядел на него Тимур.
— Снова, как тогда. Одной командой работать? — уточнил Филипп.
— Это уж… Это уж мечта, — поперхнулся мечтой Тимур.
— Бороться за сердца людей… — затянулся Филипп. — Сообща.
— На благо родины… — поддакнул Тимур.
— Дааа… Ясно. Ясно. Только вот, Тимурка… Молодость-то прошла. Мир не тот уже. Вызовы другие перед родиной стоят.
— Я понимаю! — вытянулся Тимур. — Я читаю же интернет. Патриотический. Ну и вот, — он окинул жестом книги. — Внутренний мир тренирую.
Филипп поерзал.
— А вот скажи, — с оглядкой на книги произнес он. — Тебя не давят они тут?
Тимур несколько опешил, пожал плечами, чтобы выиграть время, и подумал над ответом.
— А должны?
— Я вот смотрю на них, — Филипп ощерился озорно, — и тоже молодость нашу вспоминаю.
— Ну, книги… Конечно. Книги это, Филька, покруче пейджеров. Книги на всю жизнь… Из детства, из юности… Это навсегда в душе.
— Помнишь ту акцию, у Большого?
— У Большого театра?
