– Не надо, мужики, его трогать… замок заклинило, полетит совсем…
– Да расклиним, братан… только слазь с него, бля… Ну, не понтуйся! – решительно пробасил старшой и с дружной помощью вошедших в раж мужиков играючи скинул Василия с насиженного им кофра.
Одним щелчком открыл его крышку и… В том же согнутом виде застыл, словно парализованная внезапно ударившей зимой и свисающая сейчас с потолка оса. На ходу неожиданно заглох даже мотор. Сцену их всеобщего молчания, которую вряд ли смогли бы повторить самые лучшие артисты немого кино, с трудом разрубил лишь многоярусный и раскатистый мат. Стрельнувший канонадой двух языков аж в потолочную отдушину, он столь же стремительно опустился вниз и превратился в непривычно сиплый голос доныне басистого командира:
– Чё ж ты, сука грёбаная, натвори-и-ил… Где рыба-то?
– В-в-вы ж её… вот только с-с-слопали, – промямлил интуитивно забившийся поближе к выходу дебютант.
– Ка-а-ак?! Припёр от жены селёдку и… ею же однё-ё-ёшенькой нас так отколбасил?! – теперь уже почти рявкнул шагнувший к нему рыбацкий бригадир.
И кувалдоподобный его кулак взлетел над головой вмиг превратившегося чуть ли не в пушинку дебютанта. еще недавно едва перемещавшийся медвежьей походкой, он теперь легко уклонился от удара и перекатился к самой двери автобуса. Разгневанный водитель тут же открыл её своей рукояткой и рывком движения вывалил неугодного пассажира с матерным напутствием:
– Нэхай, пи… паскуда, доловит там себе окуньков ещэ трошки…
Проехали немного, и старшой скомандовал:
– Тормози, а то на крючок статьи УПК можем вместо рыб напороться… Наказывать надо в его же манере.
Едва уставший и слегка продрогший на морозе Василий виновато вскарабкался в салон, и его заставили «раскошелиться». На изъятые у шутника деньги вскоре купили в приозёрном селе три увесистых ведра рыбы и стали «по-братски» делить меж членами группы. Сам же дебютант быстро уснул и дальше ничего не видел. Не почувствовал даже резкого толчка машины, которая словно вздыбилась от удара в её лобовое стекло. Выскочивший водитель вскоре вернулся под мужской смешок с проклятиями в адрес какой-то «птицы-дуры» и вновь ударил по педалям своего «скрипучего короба».
Очнулся дебютант лишь у дома, куда его с неожиданным для всех благородством сопроводил коротыш-водитель. Открывшая дверь супруга его уже не увидела, а только глянула на Василия и… прошептала:
– О божечки… Где ж ты так нарыбачился, трезвенник мой?
