— Прости, — сглотнула она. Его резкость показалась ей несправедливой, тем более на прощание. Но это сработало — слегка обидевшись, она взяла себя в руки, и уже не испытывала панического страха и желания разрыдаться.
— Все, пока. Ты не успеешь заметить, как я вернусь, — сказал он, провел по ее волосам ладонью напоследок и ушел, даже не поцеловав.
День получился пустым и тоскливым. Занятий с Тхорном не было — он, естественно, тоже улетел на Шаггитерру. Оставалось одно занятие по горианскому языку, одно по истории и еще традиции — курс, впрочем, уже заканчивался, Лиска знала почти все необходимое.
Проводив последнего учителя, Лиска долго слонялась по дому: посидела в столовой, выпила сока, полежала на траве в саду, потом посмотрела какой-то скучный исторический фильм на террасе, водрузив на стол свой коммуникатор с присоединенным монитором. Во время просмотра она едва не уснула. Удивил и взволновал во всем фильме лишь один момент, когда при посвящении в офицеры на плече главного героя вырезают ножом какой-то вензель.
Это настолько не вязалось с традициями горианцев, осуждающих всякую бессмысленную боль и насилие, что она даже спросила об этом у Меркеса, который под конец фильма заглянул на террасу. Он тоже скучал, и плюхнулся в кресло рядом, уставившись в экран за компанию с ней. Вместо ответа на вопрос Мерк молча положил на стол правую руку и разогнул, демонстрируя звездочку из шрамов, изнутри на локтевом сгибе:
— Это традиция. Эмблема первого корабля, на котором служишь, и напоминание о том, что служба может быть неприятной.
Лиска машинально протянула руку, чтобы дотронуться, но в последний момент отдернула, сжала пальцы:
— Это очень больно, да? — спросила она, прикусив губу.
— Это большая честь, маленькая. А некоторые тренировки гораздо хуже этого: после них все тело адски болит, а не одна рука, — весело признался Меркес.
Лиска ошеломленно посмотрела на него:
— Как ты меня назвал?
— Маленькая, — Меркес улыбался во все тридцать два зуба, сияющих белизной. — А что?
— Я старше тебя! — Лиска была полна искреннего возмущения и протеста.
— И что? — он демонстративно вытянул перед собой длиннющие ноги, откинувшись в кресле. — Все равно ты намного меньше.
Потеряв дар речи, Лиска замешкалась с реакцией. По правде, это было слишком смешно, чтобы продолжать диспут.
— Еще раз меня так назовешь, и шрамов у тебя прибавится, — полушутя подытожила она, продемонстрировав Меркесу свои ногти.
