Коломба. Значит, вы считаете меня лгуньей?
Арман. Какое противное слово! Надо быть наивным глупцом, моя дорогая, чтобы применять к женщине это слово. Или же надо, чтобы женщина пошла на грубое и глупое искажение истины… Но ведь истина для женщины – это нечто столь хрупкое, столь зыбкое, столь многогранное. Надо быть таким бревном, как Жюльен, чтобы воображать, будто истина – это обнаженная дама, которая выходит из колодца с карманным зеркальцем.
Коломба(резко). Мне неприятно, когда вы плохо говорите о Жюльене.
Арман. Почему?
Коломба. Потому что он настоящий мужчина.
Арман. Знаю, знаю, душенька. И женщины обожают настоящих мужчин… Без них они не могут играть свою игру. А вот с таким шалопаем, как я, все эти великолепные качества бесполезны… Признайтесь же, что это было бы скучно! Но как вы там ни играйте с настоящим мужчиной, вы убедитесь, что приятно и другое…
Коломба. Что именно?
Арман. Такие мужчины, как я. Те, которые знают, что к чему… Можно на минутку сложить оружие, шлепать в ночных туфлях… Не ходить вечно с оскорбленной миной, а смеяться, когда захочется… Как, должно быть, обременительно вечно быть женщиной! Я вам говорю это только потому, что мы здесь все свои!
Коломба(хохочет). Вы ужасны, Арман!
Арман(тихо). Не ужаснее вас, душенька! (Отходит.) Ну, давайте повторим в последний раз эту сцену, пока еще наши знаменитости не явились.
Коломба. Как вам угодно. (Становится на место.) А если Дюбарта застанет меня в ваших объятиях?
Арман. В любом случае пощечину ему дам я.
Коломба(начинает). «А если, сударь, я скажу, что люблю вас?»
Арман. «Я не поверю».
Коломба. «А если я скажу, что очень страдаю?»
Арман. «Да полноте, с такими глазками и страдать!»
Коломба. «Откуда вам знать, что говорят мои глаза, если вы ни разу не заглянули в них».
Арман. «Ну вот, я гляжу в них». (Встает, заключает ее в свои объятия и вдруг шепчет.) Демон! Скверный маленький бесенок! (Смущенно разжимает объятия; как-то по-детски мило – эта детскость еще отчасти сохранилась в нем вопреки цинизму.) И все-таки постараемся не причинять слишком сильной боли Жюльену.
Стоят рядом, не смея взглянуть друг на друга.
Занавес
Коридор, куда выходят артистические уборные, тот же, что и в первом действии, но публике он виден, с другой стороны. Дверь уборной мадам Александры теперь в левой кулисе, а уборная Коломбы выходит направо.
Мадам Жорж сидит на стуле в коридоре на том же самом месте. Жюльен шагает по коридору взад и вперед. Он в военной форме – в ярко-синей шинели с отогнутыми полами, в красных солдатских штанах, в кепи с помпоном, с винтовкой.
