Когда сумерки начали широкими мазками окрашивать в розовато-сиреневый цвет оставшиеся на небе облака, Элайза вышла из дома через кухонную дверь и собралась бежать к дому викария. Она рассчитала, что если поторопится, то доберется туда за десять минут. Теперь вся ее жизнь была расписана по минутам, вот как сейчас.
Прохладный воздух приятно холодил ее щеки, которые сегодня от душевного волнения и раздражения то розовели, то багровели несчетное число раз. Щеки не должны так часто менять свой цвет.
Элайза размышляла о том, что скажет лорд Ла Вей, если увидит, что она несется как сумасшедшая, теряя по пути шпилек из волос больше, чем может себе позволить. Но иного выбора, чем бег, у нее не было.
Она воспользовалась возможностью ускользнуть из дома, когда лакеи впустили в него темноволосого и худощавого джентльмена с холодными глазами и гранитной челюстью. Пришедший не захотел ни чаю, ни чего-либо еще. Лорд Ла Вей сам встретил гостя с односложной, типичной для него фразой: «Я не хочу, чтобы нас беспокоили», – захлопнул за собой дверь кабинета. Крепко захлопнул.
«Слишком поздно, – с радостью подумала Элайза. – Подозреваю, вы уже обеспокоены».
Она пробежала мимо большой черной лошади, свободно привязанной к кусту, как будто всадник упал с нее и бросил поводья. Голова Элайзы едва удержалась на шее, когда она увидела королевский герб на седельных сумках – стоящего на задних лапах льва на лазурном поле, – но у нее не было времени выяснять, что к чему. Кто знает, что замышляет лорд Ла Вей.
Ее заботы куда более обыденные.
Слава Богу, что граф и графиня Ардмей не захотели ничего есть. Элайза не помнила себя такой неловкой, испуганной, неуклюжей и двигающейся так неуверенно, как будто она ступает по палубе корабля, даже в свой первый день работы учительницей в академии мисс Эндикотт.
Весь день она чувствовала себя актрисой, которой дали прочитать пьесу лишь перед премьерой и вытолкнули на сцену перед недоброжелательно настроенными зрителями, вооруженными предметами, которые они намеревались метать в исполнителя за малейшую оплошность.
Однако бывали в ее жизни дни и похуже. Например, тот день, когда она сообщила мисс Эндикотт, что ждет ребенка. Элайза прошла через это, как проходила через все остальное, призвав в союзники гордость, жизнерадостность и воспитание. Сегодня все это в совокупности могло привести к ее увольнению.
Какое нахальство с его стороны заключать на нее пари!
