Итак, принцип Готти Г. Оппенгеймер, версия 2.0. Мир уже дважды «визуально перезагрузился», причем оба раза Томас заводил речь о своем имейте, который я так и не получила. Может, это потому, что его имей не существует в моей реальности? Мы с Томасом живем в одной линии времени, за исключением имейла, поэтому всякий раз, как он его упоминает, мир перезагружается? Может такое быть или нет?
Отнеся дневники на письменный стол, я увидела, что свет в кухне все еще горит. Проклиная Неда, я натянула кроссовки. Земля и близко не подберется к моим пальцам ног, думала я, ожесточенно шагнув в ночь.
* * *
В кухне оказался Томас. Он что-то пек.
Я чуть из кожи не выскочила от удивления, а он улыбнулся и принялся рисовать на тесте чем-то теплым, золотистым и ароматным.
Некоторые события последней недели теперь разъяснились: неизвестно откуда взявшийся хлеб в его первое утро в нашем доме, булочка с корицей в школьном рюкзаке, бардак в кладовке, в котором я винила Неда. И ведь ни разу не подошел и не признался! Такой же тихушник, как и я.
– Ты все это время пек хлеб! Ты печешь! – обвиняюще сказала я.
– Пеку, закатываю, вышиваю крестиком! – Томас подбросил кисточку в воздух, как барабанщик палочку. Мы проводили ее взглядом. Кисточка со стуком упала на пол, и брызги меда разлетелись по кафелю. – Упс.
– Папа этой кисточкой стол полирует, – сказала я Томасу, и он сразу оставил попытки ее поднять. – А почему в такое время? Уже почти час ночи!
– Десинхроноз.
Я указала на тесто:
– Что это?
– А это когда перелетаешь из одного часового пояса в другой, и организму требуется время, чтобы привыкнуть. – Пару секунд Томас выдержал с непроницаемым лицом, затем его губы дрогнули, и он рассмеялся собственной шутке.
– Смешно. – Я с трудом удержала улыбку. – Но я об этом.
– Лавандовый хлеб. Вот, понюхай. – Он приподнял противень и приблизился ко мне. Я покачала головой. Он пожал плечами, развернулся и пошел к плите, разговаривая вполоборота, пока сажал хлеб в духовку. – Очень вкусно с сыром. Нормальный хлеб, не ваше немецкое не пойми что.
– Rauchkase[18] у нас нормальный, – машинально возразила я. К моему удивлению, Томасу в два счета удалось меня разговорить. Может, это мышечная память дружбы? – Это правда ты печешь? Сам, собственноручно?
– А откуда, по-твоему, еда берется? – пожал плечами Томас, боком присаживаясь на стул. Я сидела тем же манером, и мы неловко стукнулись коленями – мы оба слишком высокие. Я по-прежнему не знаю, что о нем думать.
