[Минус триста одиннадцать]
Вечером в пятницу мы ели в саду рыбу с картошкой, прямо с бумаги, и чокались кружками с чаем в честь приезда Томаса.
Я молча подбирала остатки теста, сказав за весь ужин только «Передайте мне кетчуп, пожалуйста», пока папа не сбросил на Томаса книжноамбарную бомбу насчет того, что он будет работать по вторникам и четвергам.
– Пока не приедет твоя мама. Нед, Готти предложила, чтобы ты помогал по средам и пятницам.
Нед волком посмотрел на меня, а я невинно добавила:
– Я вызвалась работать по субботам.
Я немного надеялась, что Нед рассмеется и пригрозит мне какой-нибудь детской местью, но наши братско-сестринские симпатии в полном рассинхроне.
– Хм, – буркнул он и засыпал Томаса вопросами о музыкальной обстановке в Торонто. Он называл миллион канадских рок-групп и спрашивал, слышал ли Томас, как они играют. В ответах в основном повторялось «нет», и у меня возникло чувство, что Томас и вполовину не такой меломан, как можно решить по его футболкам. О проводах лета Нед не проговорился ни словом.
Наконец он слинял на репетицию «Фингербанда» в облаке лака для волос. Папа уплыл в дом с расплывчатым «не засиживайтесь допоздна», напомнив Томасу позвонить матери.
Мы остались вдвоем. Впервые после размолвки на кухне два дня назад мы были одни. Не стану я извиняться!
Сгущались сумерки. Летучие мыши летали между деревьями в поисках жуков, которые еще не появились.
Я сидела, уткнувшись подбородком в колени и обхватив ноги, чувствуя себя долговязой и нескладной. После трескотни Неда молчание ощутимо давило. В детстве мы с Томасом могли не говорить целыми днями, сидя рядом и держась за руки в домике на дереве, в шалаше из подушек или в «берлоге», и дни превращались в бесконечность (общение с Соф происходило прямо противоположно). Нам не нужно было спрашивать, о чем думает другой, потому что мы были настоящими телепатами.
Я покосилась на Томаса, который помахивал кусочком рыбы, заставляя Умляута играть в поскакушки. Тишина казалась ужасной. Ему скучно и хочется назад в Торонто, к девушке, которая умеет разговаривать. К крутой девице. К безумно красивой канадской подружке, которой он мечтает позвонить и рассказать о своем диковинном детском знакомстве.
Москиты начали кусаться, когда Томас чихнул. Потом еще раз и еще.
– Го, – хлюпнул он носом, судорожно вдохнув из ингалятора, – всюду пыльца. Может, продолжим в комнате?
– М-м, ладно. – Я встала, превратившись в великаншу, угрожающе нависшую над сидевшим в траве Томасом. Сегодня на нем был мохнатый кардан цвета зеленого мха. Томас тоже поднялся – над поясом джинсов мелькнул плоский живот – и повернулся к саду, а не к дому. А-а, он имеет в виду продолжить в моей комнате!
