— Ну не выкинете же вы меня сейчас на шоссе? — спросила Нина, вытянув вверх ладонь. На нее упали первые капли. Еще мгновение — и небо наконец разверзлось: сверкнула молния, пророкотал гром, потоки воды обрушились на землю. Долгожданная гроза яростно набросилась на Загородный Дом.
— Нет, я вам рад, — произнес я, втягивая Нину через порог в библиотеку. Она неожиданно прильнула ко мне и обвила руками. Ее губы буквально впились в мои. «Духи, кажется, «Пуазон», — хладнокровно отметил я про себя. Но на поцелуй ответил.
— Алекса-андр… — тихо простонала она, пытаясь торопливо освободиться и от своей, и от моей верхней одежды. Страсть охватила и меня, но всего лишь на какие-то коварные секунды. Я стараюсь не терять головы наедине с летающими на помеле женщинами. К тому же жене своей не изменяю. Пусть даже она сейчас и больна. Так я и заявил, признаться, довольно тупо:
— Я не изменяю своей жене, дорогая.
— Я тоже. Не изменяю своему мужу, — отозвалась Нина, продолжая расстегивать мою рубашку.
— Которому из двоих?
— Обоим. Значит, не изменяю вдвойне.
Мы как-то странно и глупо боролись друг с другом. Опрокинули стул на бюст Марка Аврелия. Череп римского императора раскололся. Больше всего я боялся, что сейчас кто-нибудь войдет. Нина сунула руки в карманы моих брюк. И вытащила на свет божий… Нет, я не мог в это поверить: в ее руках оказались проклятые часики мадам Ползунковой и зажигалка Бижуцкого с монограммой! Опять у меня! Каким же образом они вновь вернулись ко мне? Но думать об этом было некогда. Нина бросила часики и зажигалку на стол, словно это были вынутые у меня из желудка потроха.
— Вы долго стояли за дверью и наблюдали за нами? — пробормотал я, будто это было сейчас самым важным.
— Около получаса, — ответила Нина, расстегивая мой брючный ремень. — Александр…
— О нет, — сказал я, пытаясь снять с нее юбку.
А гроза все ярилась и швыряла в Загородный Дом молнии. Черт-те что творилось вокруг! Будто тысячи барабанов били на крыше клиники. Занавеску на стеклянной двери сорвало сильным порывом ветра. И из-за спины Нины я вдруг увидел, как по аллее в глубине парка под проливным дождем движется белая фигура с распущенными мокрыми волосами. Сомнений быть не могло: это, несомненно, она — Анастасия… А тут еще позади меня раздался грубовато-ехидный голос Левонидзе:
— Гроза-то, какая, а? Я вам не помешаю? Здравствуйте, Нина Павловна. Эк вы с Марком Аврелием-то разобрались!..
Рядом с ним стоял Волков-Сухоруков, выпучив глаза и дымя трубкой.
