Когда я открыл дверь, женщина вновь приподняла голову и уставилась на меня, словно не узнавая. Потом зевнула. В комнате было светло, чисто, пахло цветочным дезодорантом; еще одна неприметная дверь вела в ванную и туалет. На стенах висело несколько картин в легких рамах. Плоды ее творчества.
— А ты знаешь, я все время забываю твое лицо, — сказала женщина. — Стоит тебе уйти, и перед моими глазами остается лишь тусклое бледное пятно. Наверное, именно так выглядит твоя душа.
— Почему ты не причешешься?
— Не хочу. Скоро и зубы перестану чистить. Зачем? Мне все равно отсюда никогда не выйти.
— Все от тебя зависит. Ты уже пошла на поправку. Если бы не эти вспышки ярости.
— Я желаю пойти в оранжерею и нарвать цветов.
— Пока рано. Обещаю, что через некоторое время мы это сделаем вместе. Там, кстати, выросли изумительные цикламены. К твоему дню рождения.
— А когда он будет?
— Скоро.
— Все-то ты врешь!
Я стал рассматривать лежащие на столе рисунки. Все они были удивительно хороши: легкие мелькающие фигуры, прячущиеся за ажурной листвой ангельские лики, а вот и она сама — Анастасия, парящая вместе с птицами (а может, и с рыбами — в море или в фантастических небесах), и еще кто-то, резко выделяющийся среди всех — без глаз, с зыбким, как трясина, лицом.
— А это кто?
— Сам знаешь.
— Он слеп? —
— Нет, он ведет за собой слепых, потому и сам вынужден притворяться незрячим. Впрочем… все ты прекрасно понимаешь. Зачем спрашиваешь? Дурак, что ли?
— Но я вовсе не поводырь, Настя. Ты ошибаешься.
— А голос у тебя звучит вкрадчиво. Как у кота.
— Коты не разговаривают, они мяучат. Помнишь детскую песенку: «Чучело-мяучело на трубе сидело…»
— «…Чучело-мяучело песенку все пело…» — тотчас подхватила она. — А дальше забыла.
— Дальше там такие слова: «Про мышей и кильку, про людей-зевак, про кувшин сметаны и хромых собак».
Напрасно я это сказал.
— Про собак? — нахмурила она лоб.
Это было ключевым словом в потоке ее мыслей, таившимся в подсознании. Она рассказывала мне, как на ее глазах в детстве зверски убили ее любимого спаниеля. Тот нервный стресс проявился вновь много лет спустя. Я всегда утверждал, что корни всех психических заболеваний нужно искать в самом раннем возрасте. Все формируется в детстве — и скелет, и внутренние органы, и половые влечения, и основы разума. А «собачья тема» встречалась в ее жизни еще не раз. Я знал это. Не мог не знать — и… такая оплошность. Видя ее изменившееся лицо, я нащупал в кармане электрошокер.
