– Прошу тебя, я вовсе не хотела трогать твои яблоки, – скулит она.
Неужели слишком поздно?
Из узкого просвета между еловыми стенами появляется фигура. Такая же мрачная, как деревья. Такая же угрюмая, как предгрозовое небо. Бергетт различает темную одежду, темные волосы и, наконец, темные глаза…
И узнает.
– Так это вы, – хрипло произносит Бергетт, когда старая ведьма наклоняется к ней.
– Кто это я? – спрашивает Вдова.
Бергетт стрелой пронзает жуткое понимание.
Она ошиблась. Это не Вдова.
– Я не хотела… Правда не хотела!
– Но ты их взяла.
– Я была дурой.
– Да, была.
– Пожалуйста… Пожалуйста, скажи, как все исправить?
– И это все, что ты хочешь мне сказать? Подумай еще.
Бергетт срывается на отчаянный крик:
– Тогда помоги мне! Как я могу быть доброй с такой жизнью? Вот если бы все поменялось!.. Я хочу новую жизнь, совсем другую, по-настоящему удивительную! Подальше от них всех!
В испуге она едва понимает, что говорит, – а если бы понимала, то крепко задумалась бы над собственными словами.
– Где носит этих дурных девчонок? – возмущается в пустоту мать, расхаживая по грязной лачуге, которую и домом-то нельзя назвать. Даже мышам он не по нраву, а ведь у них просторное (и совершенно бесплатное!) жилье в стенах.
Стоит сказать, что далеко не каждая шлюха так отвратительна, как эта женщина. Она непрестанно совершенствовала врожденный талант вызывать неприязнь и достигла в этом необычайных высот.
Да и с чего бы ей прекращать злиться? Пекарь не объявился до сих пор, и мать лениво размышляет, не угоститься ли ей, раз так, самой яйцами. Когда их наконец-то принесут.
Вот неблагодарные паразитки! Пора их уже пристроить к делу. Сидят на дармовых харчах, да еще и с собственной постелью на чердаке, а толку никакого.
Она никогда не хотела детей.
Во всем виноват лес – любому известно, какое это ужасное место, где опасности и искушения подстерегают на каждом шагу. Лес и те два красавца-дровосека.
Само собой, оба они были обычными сельскими мужиками, путь даже и из другой деревни – она не интересовалась какой, а те не рассказывали. Но тогда они не казались обычными деревенскими увальнями – напротив, производили впечатление господ образованных и остроумных. Особенно первый, отец Бергетт. Что ж, с легким отвращением думает мать, она практически влюбилась. Дважды. И потому забыла обо всех предосторожностях.
Дважды.
За стенами протяжно воет ветер. В неравной борьбе с ним трещат деревья. Небо совсем черное… Вот-вот начнется дождь, и сквозь дырявую крышу снова начнет сочиться холодная вода.
