— К медведям, — кивнул я, — к лешим и русалкам.
— Ты мрачен.
— Просто не вижу дороги.
— Значит, машины по воздуху? — не соглашалась она.
— Вертолетом…
Я вел «Ниву» по самой опушке леса. Проехали грядки, на которых, если не ошибаюсь, росла картошка. Маленькое поле с колосьями чего-то или не с колосьями. «Нива» покачивалась на ямах уверенно, мягко неуловимо дрожа мотором от невозможности выскочить на большую стремительную дорогу.
Слева непролазным частоколом один за другим пробегали стволы. Матерый лес окружал поляну высоченной стеной. Дороги не было. Тропинки не было. Наша тропинка не обозначилась, будто мы сами не вошли сюда, а прилетели, не измяв траву, не сломав сучка и ветки.
Мы катались. Я нажал сигнал, я давил на сигнал. Криком кричала «Нива», плакала, не умея вырваться из огромной зеленой клетки. Выл над лесом тревожный сигнал одиночества.
* * *
Когда мы вернулись, она подвела меня к телефонной розетке слева от стола.
— Я видела на складе аппараты, — взгляд ее был просительным.
— Хорошо, пойду — принесу телефон, — кивнул я, предчувствуя полезность ее затеи. Кому понадобилось при действующей розетке прятать аппарат?
Я сходил наверх и нашел коробку с телефоном, принес в комнату распаковал, соединил в розетке. Аппарат не звякнул.
Она подняла трубку, стала нажимать, постукивать пальцем по гашетке. На лице было такое растерянное выражение, словно скажет на нетерпеливо через мгновенье: але… але… Никто не отозвался.
— Положу обратно, — вздохнула грустная женщина.
— Пускай стоит. Красивый телефон.
* * *
Вечером я позвал ее в котельную и попросил выбрать себе тахту. Мы сорвали картонную упаковку, и финская тахта нам очень понравилась. Мягкий поролон, обитый серо-зеленой тканью.
— Твою мы отнесем в комнату, а я буду спать в котельной, — сказал я.
— Мне кажется, тут неудобно и негде.
— Раздвину ящики, просто положу на них.
— Я боюсь одна. Ты мог бы лечь в коридоре?
…Условности приходят вместе с цивилизацией…
Мы отнесли тахту в дом-кладовую, как мы его называли, в комнату при складе. Потом принесли другую, поставили в коридоре. Подмели пол, взятым на складе веником, убрали подсушенную траву. Она сама взяла в одной кладовке новенькие простыни, шерстяные одеяла, наволочки, подушки — ловко постелила все это. А я положил на стол у ее постели карманный фонарик. На складе их была целая коробка.
— Нам очень попадет, — грустно улыбнулась она.
— Потом попадет. Я больше никого не испугаюсь, ничему не удивлюсь.
