Внутренний фронт | страница 16

– Не может быть, чтобы немец так далеко зашел. Приедем домой – все прочтем в «Правде».

Завод «Пертрикс» (1939 г.).^>*15

1 – завод «Пертрикс», 2 – лагерь (4 октября 1943 г.).^>*16

Здания бывшего завода.^>*17

Пропуск польки Эмилии Балуты.^>*18

Многим позднее свел Заиру с Жоржем Клименюком, с другими русскими вернетовцами, интербригадовцами. Их, может быть, и видел знакомый гюрсовский и вернетовский серб в берлинском поезде. Серб уже уехал. Выхлопотал проездные документы в Хорватию и уехал. Звал с собой. «Поедем вместе, махнем к партизанам». Нет, не могу, я в организации. Не могу же так просто все бросить. Да и как без документов. Перед отъездом товарищ показал мне общежитие испанцев. И вот же везет – Пепе. Неунывающий, веселый Пепе. Политкомиссаром или кем ты там, в штабе 31-й дивизии под Тремпом был?!

7-го августа сорок первого – наш первый долгожданный праздник, первая воздушная тревога, первый холодный душ. Вот она, «давно уничтоженная авиация русских». Загнанные свистками в подворотню высокого дома, недалеко от общежития испанцев, тревожно и радостно следим за крохотным серебристым самолетиком.

– Нуэстрос (наши). Совьетикос[29].

– Тише, Пепе. Мы не на фронте под Тремпом!

Самолет высоко, но в перекрестье прожекторов под ним вспыхивают оранжевые в темноте ватные клочья разрывов.

Только бы ушел сейчас самолет… Ну еще немного… Забирайся выше, товарищ летчик… Еще немного… Возвращайся. Прилетай. Да не один. Сбрасывай больше бомб на этот проклятый город. Далеко на западе ухают глухие взрывы. Зенитки неистовствуют.

Гаснут прожекторы. Отбой. Мы с Пепе вспоминаем Испанию.

Интерес к военным событиям на заводе спал. Спортивный ажиотаж прошел. Зондерберихты приелись, и на них уже мало кто обращает внимания. Разве что этот плюгавый рыжий коротыш на центральном складе. Он всерьез считает себя представителем высшей арийской расы и полон брюзжащего презрения к иностранцам. Его так все и зовут – «высшая раса».

Блицкриг такой, как во Франции, явно не удался. Но от этого не легче. Черные стрелы вражьих атак все глубже продвигаются к сердцу России – Москве.

А Берлин продолжает жить спокойной размеренной жизнью далекого тылового города.

И хочется нарушить его покой, презренное самодовольство победителей, самодовольство сытых бюргеров, с благословения которых все это началось. Но как?

Извожу себя и Фридриха: «Что делать?» Одних пересказов сводок зарубежных радиостанций мне не достаточно. Что это меняет в ходе войны? Пробую мелкий саботаж. Везу фарфоровые изоляторы по самым тряским местам. Роняю их, будто ненароком, при выгрузке. Не бьются, проклятые! А если и отломится кусочек, то…