– Порадовал ты меня, княже! – Епископ Игнатий благосклонно кивнул. – Теперь развей недоумения мои. Вижу я возле тебя девицу, красотой сияющую, и держишь ты ее в чести, как родную дочь. Что это за чудо свершилось: как уезжал я, жил ты один в доме, а приезжаю – за три дня у тебя девица взрослая появилась. Стояла бы зима, так подумал бы, что ты ее из снега слепил, как Снегурочку! – Епископ улыбнулся. – Да ведь весна на дворе. Не из цветов же ты ее свил.
– Это, отче, моя дочь Прямислава. – Вячеслав протянул руку в ее сторону, словно показывая и воздавая честь. Она опустила глаза. – Семь лет назад епископ Симон благословил ее на брак с Юрием, да, верно, не услышал Господь наших молитв тогдашних. Рассыпался ее брак, как дом на песке, и вину за это я на себя принимаю. Сам буду молиться и тебя прошу Господа молить, чтобы вины наши и прегрешения простил.
– Как же так? – Взгляд епископа стал суровым. Он и раньше, конечно, слышал о намерении Вячеслава вернуть дочь, выданную за Юрия, но ему неприятно было убедиться, что этот непохвальный замысел зашел так далеко. – Благословил ее епископ Симон, и в Берестье обвенчали их, ведь так? А брак есть Божественное установление, и человеческим хотением он разрушен быть не может. Еще в раю Бог установил брак, и Иисус Христос в Кане Галилейской подтвердил, сказав: «Посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. И так, что Бог сочетал, того человек да не разлучает».
Епископ умолк, чтобы не ослабить весомости Божьего слова, а Прямислава не смела поднять глаз. Каждое слово епископа было словно камень, падавший на могилу ее легкомысленных надежд. Стало стыдно, что она смеет сидеть здесь в девичьем венце, когда однажды Бог сочетал ее с Юрием. Она жена его навеки, и никогда у человека не хватит власти разлучить тех, кого соединил Бог. Все решено, и мечтать о переменах глупо и греховно.
Но князь не смутился: возражения епископа он предвидел.
– А Юрию ты, отче, не говорил ли об этом? Не он ли первый оставил жену свою, к которой сам Бог велел ему прилепиться и быть единым духом, единой плотью? Вот ты перед собой видишь мою дочь – разве она не хороша? И от такой-то жены Юрий в блуд ударился с холопками. Скажи мне, разве это не правда? Разве клевещу я на ближнего? Сама матушка Юхимия, игуменья берестейская, со слезами и сокрушением подтверждала: да, правда это! А дочь свою я позорить никому не позволю.
