— Да, — сказал Лимон. — Медпункт. Только тут никого нет.
— Какие-нибудь лекарства… не знаешь?
— Нет. Может, там? — он кивнул на брезентовую дверь, из которой только что вышел. — Но я не…
— Пойду посмотрю…
Лысый, пошатываясь, обошёл Лимона и скрылся в палатке.
Сгорело, подумал Лимон. Наверное, всё-таки война…
Вдруг сделалось страшно.
Он прошёл двадцать шагов — и вдруг услышал множество голосов. И тут же потянуло сырым противным дымом.
Все сгрудились вокруг штабной палатки, до безликости незнакомые, молчаливые, странные, зловещие. Как те мертвецы из сна, подумал Лимон. Он ковылял вокруг этой кучки ребят, пытаясь разглядеть хоть кого-то из своих. Наконец…
— Илли!
Девочка в рыжем платке обернулась, и у Лимона на миг почему-то остановилось сердце — ему показалось, что она должна быть или действительно мёртвая, с пустыми глазницами, или должна не узнать его, или даже не увидеть… Но она увидела и узнала.
— Джедо. Что с тобой?
— Ничего, ерунда. Ушибся. Что происходит? Мне вкололи укол, чтобы я спал…
— Никто не знает. Пойдём. Тут всё равно никого… пойдём.
— Куда?
— Элу просил всех, кто тебя увидит, привести в штаб.
— Так вот же штаб.
— Нет, в наш штаб. В настоящий штаб.
— Так всё-таки, что случилось?
— Какой-то… не знаю. Обморок, сон? Кошмары. Представляешь, бригадир Ламаш застрелился.
— Кто?!
— Ну, начальник лагеря. Инженер-бригадир. Ты его видел вчера.
— Ах, да… А почему?
— Говорю же: никто ничего не знает. Какой-то морок свалился. Я плакала, плакала… как будто никого на свете не осталось, кроме меня, представляешь?
— Да, — сказал Лимон. — И я. То же самое. Мне как будто сон приснился…
— Вот. И всем остальным. А бригадир застрелился. И ещё двое просто ушли куда-то. Доктор и Мьеда. Которая была помощница начальника, толстая такая, помнишь? Нигде нет. И кухня сгорела. В общем…
Они дошли до палатки, над пологом которой висело тёмно-красное полотенце. Это было его, Лимона, полотенце. А теперь, значит, флаг…
— Я привела, — сказала Илли.
— Это хорошо, — отозвался изнутри кто-то.
Лимон вошёл.
Здесь были все свои, включая Хвоста, и ещё человек десять сверх того; некоторых Лимон не знал. Сидели почему-то все на полу, в проходе между кроватями, и только Шило примостился на втором ярусе. В центре всего, скрестив ноги, сидел Сапог с толстой тетрадью в руках. Увидев Лимона, он поднял руку в приветствии:
— Ну, наконец…
Стараясь ни на кого не наступить, Лимон пробрался к свободной койке, сел на край, опершись на костыль.
