— Какая тебе разница от кого?.. Это правда, и все!
Йожо снова растерялся. Он думал уже, что опасность миновала. Но как же раскрыть тайну «Взрыва»? Разве он может это сделать? Ведь он дал слово отцу! Габо, конечно, друг, но что, если что-нибудь действительно случится и он проболтается? А Никита окажется под угрозой…
— Разница… А почему ты не говорить? Я ведь не девчонка! — уговаривал Габриель.
У Йожо пот выступил на лбу. Он ломал себе голову: ну как же выйти из положения? Но ничего подходящего придумать не мог. Понимал только, что о Никите никто знать не должен.
— Ну? — приставал Габо.
Йожо молчал. Лишь растерянно смотрел на друга и старался придумать что-нибудь правдоподобное. Но в голову, как назло, ничего не приходило.
— Ну что ж, не хочешь — как хочешь, — сказал Габо и встал, чтобы уйти.
Вот он уйдет, и Йожо останется один. А ему не хочется ссориться с Габо. Ведь он его лучший друг.
И он решился. Если Габо настоящий друг, то будет держать язык за зубами. Он расскажет ему о Никите, но не откроет, где он находится.
— Клянись, что будешь молчать как рыба.
Габо в этот момент, сунув руки в карманы, уже заворачивал за угол сушильни. Он оглянулся на вид равнодушно. Хорошо это у него получилось. На лице было написано: если хочешь — говори, а не хочешь — ты мне не друг.
— Только и всего? Даже не пикну. Как сто рыб, сто раков, сто лягушек… хватит? — И Габриель медленно вернулся и сел в траву среди полыни.
— Тебе первому рассказываю! — подчеркнул Йожо важность тайны. — Честное слово, первому…
И он рассказал о Никите. Правда, кое-что изменил, чтобы Габо все-таки знал не все.
— У него передатчик есть? — перебил его Габриель. — Настоящий передатчик?
— Настоящий, — кивнул Йожо. — Да не ори ты, балда!
— Вот моя рука и честное слово! — подал Габо другу не совсем чистую руку.
Рука Йожо была влажной от волнения.
— Ладно уж, если ты так хочешь, пойдем, когда настанет час. Но своди меня к этому парашютисту, Йожик! Боже ты мой, я ведь еще никогда не видел настоящего передатчика. Где он?
— В… — Йожо в азарте чуть не проговорился, но вовремя опомнился и вскочил как ужаленный. — К нему нельзя! Чужих запрещено к нему водить.
— А разве я чужой? — обиделся Габриель, но уже не был так настойчив, как раньше.
Убедить младшего Ганзелика было трудно. Йожо вообще пожалел, что произнес при Габо имя Никиты. Его мучило, что он не сумел сдержать слово. Он старался успокоить себя тем, что самого главного не сказал. Габо не знает, где Никита находится. Но совесть продолжала его мучить.
