— Что я должен сделать? — в прозвучавшем вопросе послышалась некоторая покладистость.
— Интересующий нас человек никого не подпускает к информации, за исключением ограниченного круга проверенных лиц. Ты единственный, кто может войти в этот круг.
Лицо Фомина подернулось дымчатой серостью, шрам на левой щеке резко побагровел. На полковника смотрела пара злых глаз тюремного пахана.
В первый момент Монаху хотелось разбить стул об эту тупую голову комитетчика, однако, совладав с подступившим приступом бешенства, он холодно произнес, цедя каждое слово сквозь зубы, как будто выплевывая:
— Ты, начальник, меня за последнюю суку держишь? Да чтобы я, как последняя тварь, блатного мусорам сдал? Ты, видать, и впрямь пустоголовый, хоть и бугор крутой на ровном месте. Разорви меня на части, хоть расстреляй — не бывать этому никогда.
— Так я и думал, — произнес Шароев, усаживаясь в кресло, — ну что ж, жаль.
Монах не видел, нажал ли хозяин кабинета какую-то кнопку или еще каким-то образом подал сигнал, только дверь распахнулась и в кабинет вошел майор Тимошин, вопросительно уставившись на начальника.
Полковник, глядя в бумаги, лежащие перед ним, не поднимая головы, распорядился:
— Отпустите задержанных, — он имел в виду и Музыканта с Буром, томящихся в полном непонимании происходящего в соседнем кабинете.
Через десять минут черный «мерседес», в котором сидел Монах со своими подручными, пробивался сквозь пробки у Манежной площади, пытаясь вырваться на Калининский проспект.
Ни один из них не обмолвился и словом по поводу происшедшего, после того как Бур, обратившись к пахану с вопросом, чего же от них хотели в конторе, получил лаконичный ответ:
— Потом, Рома, все потом.
В динамиках стереоприемника звучала какая-то иностранная музыка, время от времени прерываемая голосом ведущей или рекламной информацией.
Путь их лежал к торговому дому, расположенному неподалеку от квартиры Фомина.
Сделав кое-какие покупки и покинув комфортный салон, Монах обратился к своим спутникам:
— Вас о чем-нибудь спрашивали?
Товарищи в ответ лишь отрицательно покачали головой, а затем Музыкант произнес:
— Вообще не въеду, какого хрена надо было нас лакшать, чтобы через час отпустить?
— Главное, так неожиданно налетели, я даже глазом моргнуть не успел, — встрял в диалог Бур.
— Самое интересное, что даже «волыны» нам отдали, — искренне удивился Музыкант.
На лице пахана появилось выражение крайнего неудовольствия:
— Что, скучаете по двести восемнадцатой? — спросил он. — Какого хера носитесь с дурами, как курва с котелком?
