– Я не смогу! – выдохнула она, выходя из лифта, но что-то внутри тут же ответило ей: «Тебе придется измениться». Маша нашла себя стоящей перед дверью в квартиру, словно она забыла, что нужно делать дальше. Ей вдруг даже показалось на секунду, что она приехала сюда по ошибке, перепутала адреса, совсем заработалась, и вместо отчего дома приперлась сюда. Что теперь? Звонить? Нет же, глупая, его нет дома. У тебя ключи. Он дал тебе ключи, они лежат в твоем рюкзаке за спиной, в отделении, где валяется проездной, который ты теперь используешь так редко. А между прочим, наши люди в булочную на такси не ездят.
Ладно, успокоимся. Маша достала ключи – их было два, один от калитки на улице, другой от квартиры. Еще – домофон и какой-то специальный жетон, чтобы открывались ворота на паркинг, но это ей ни к чему, она машину не водит. «Пока не водит», – с удовольствием подумала Маша. Все в семье Гончаровых при автомобилях. Николай вообще постоянно ездит без водителя, хотя он у него есть. Никакая мама не запретит Маше водить, если ее муж будет «за». Ее муж… Что такое? Маша повернула ключ, повернула его в замке – аж два раза, но дверь и не подумала открываться.
– Что за ерунда? – сказала она вслух, озадаченно глядя на замок. Попробовав еще – с тем же результатом, Маша бросила рюкзак на пол и склонила голову в задумчивости. Дверь не открывалась. Определенно она что-то делает не так, и закрывает все вместо того, чтобы открывать. Но ведь так все ключи работают: в одну сторону крутишь – они открывают, в другую сторону крутишь – закрывают. Она покрутила в обе стороны, и результат был одинаков. Чертовщина. Маша достала из рюкзака телефон.
– Алло! – сказала она прежде, чем металлический голос ответил ей, что абонент недоступен в данный момент. Ну, естественно. Абонент недоступен. Чертов абонент, у него тут беременная невеста застряла перед чертовой дверью в его чертовом доме, потому что он сам, чертов абонент, просил ее быть вечером в его чертовой квартире, а теперь его нет, он недоступен.
– Не слишком ли много чертей? – спросила Маша саму себя. Ведь, в самом деле, Николай не виноват в том, что его глупая женщина не может справиться с замком. Видимо, нужно подумать и найти какой-то фокус. Он не может быть слишком сложным, не может быть заморочек, которые требовали бы секретного кода или отпечатка пальцев. Маша сама сто раз видела, как Николай открывает эту дверь. Он просто крутил ключ. Ничего он больше не делал – просто крутил ключ, и дверь открывалась. А теперь не открывается. Маша кинула ключи на пол и закрыла лицо руками. Слезы так и просились на глаза, злые слезы. Попадись ей сейчас Николай, она бы в него ключами швырнула и уехала бы. Что ей делать? Сидеть? Ждать у моря погоды? Она позвонила еще раз, но абонент остался таким же недоступным. Маше предложили оставить сообщение, но она побоялась – наговорит еще каких-нибудь глупостей. В таком-то состоянии она на многое способна. Маша взобралась на подоконник в холле и подтянула ноги. За окном уже стемнело, и улицу было видно лишь частично, там, где горели фонари. Вид из окна был сказочным. Мягкий снежок тихо падал на асфальт, вечерние прохожие поспешно топали по своим делам, с трудом расходясь на узеньких тротуарчиках, машины медленно уплывали вдаль, проезжая мимо строгого Булгакова на большой торцевой стене, беспокойного, словно желающего что-то сказать. Сверху, над ним, сидел черный кот.
