Все еще в пижаме, я надела сапоги и вышла из комнаты. Энтони и Дейзи подняли головы. Глаза Дейзи были красными, по лицу градом катились слезы, а уголки ее рта были опущены, как если бы кто-то их неровно зашил.
– Блю? – тихо сказала она и вытерла нос. – Что ты делаешь? Куда ты намылилась?
Я проигнорировала ее и надела куртку.
– Блю, какого черта…
Я захлопнула за собой входную дверь и побежала по коридору.
– Что происходит?! – услышала я отчаянный крик Дейзи. – Блю, вернись немедленно! Куда ты, черт подери, собралась!
Вниз по лестнице. Я споткнулась и растянулась на ступеньках. Голова ударилась о бетон с жутким грохотом, и я ободрала подбородок. Кряхтя, я встала. И тут океан внутри меня покрылся пеленой шторма. Где-то в глубине души родилась ярость. Такая же ярость, как та, что захлестнула меня, когда я впервые прочитала имя Джеймса. Я осторожно дотронулась до саднившего подбородка и увидела на пальцах кровь. Посмотрела вниз, на кровавый отпечаток. Кровь была такая яркая и чистая, что слепила глаза. Я открыла входную дверь и вышла в ночную тьму. Я сложила руки и быстро пошла по улице. Пьяный мужчина с руками, почерневшими от грязи, спросил, как меня зовут.
Лола, подумала я. Меня зовут Лола. Я убью Джеймса, закопаю его тело в лесу, перееду в Теннесси, поменяю имя на Лолу и стану жить на ферме. «Убийство»! Слово эхом отозвалось в голове, и все поплыло перед глазами. Весь мир передо мной раздвоился. Я тонула в этом слове. И мне нравилось, что я чувствовала. Хотя одновременно я и ненавидела это чувство.
Пьяница задавал мне еще какие-то вопросы, но я думала лишь о том, как добраться до Джеймса – эта мысль крутилась в моей голове так долго, что зависла. Поэтому я не слушала, что он говорил, и прошла сквозь него. Я прошла по тротуару до конца квартала и вдруг поразилась – как такое может быть: пустая банка из-под газировки посреди улицы. Я прошла мимо, пытаясь не обращать внимания, потому что это только отвлекло бы меня, и тогда потребовалось бы слишком много времени, чтобы добраться до квартиры Джеймса, а значит, я бы замешкалась с его убийством. Я прошла еще квартал и увидела разбитый фонарь. Он меня так сильно раздражал, что я даже прикрыла глаза, чтобы больше не видеть его.
* * *
Я вошла в дом, где жил Джеймс, задыхаясь, с высунутым языком, как усталый пес. Над прихожей витала темно-синяя тень, как в сцене из фильма ужасов. Я увидела ряд белых дверей с огромными отполированными до блеска замками. Единственным цветным предметом в этом холле была раскатанная вдоль него красная ковровая дорожка, которая чуть оживляла картину. Я подошла к двери Джеймса и приложила к ней ухо. Тишина. Может, он спит или вообще не дома. Я медленно вдохнула и выдохнула. Потом постучала. Трижды. Выждала пару минут. Тишина. В квартире никого не было. Наверное, Джеймс сейчас на вечеринке у кого-то из друзей. Я с раздражением оглянулась вокруг себя. Я отошла на несколько метров, а потом бросилась к двери, пытаясь выломать ее. И еще раз. И еще раз ударила кулаками в деревянное покрытие со всей силы. И тут я вдруг заметила в углу пожарный щит с топором. Я подошла к топору, висевшему за стеклом, и с размаху выбила стекло. В руки впились крошечные осколки, но я была в таком состоянии, что боли не почувствовала. Я взяла топор. Почувствовала его вес – он был тяжелым, как золотой слиток. Теперь, пока он в моих руках, все будут мне повиноваться; моя сила неукротима. Внезапно я превратилась из бессловесного ничтожества в самую могущественную девочку на свете. У меня была вся власть королей и императоров. И никто не посмел бы отнять ее у меня. Я вернулась к двери, занесла над ней топор и вонзила его. Полетели щепки. Я чувствовала себя, как герой Джека Николсона в «Сиянии»
