— Итак, линкор «Король Фридрих II» отплывает сегодня вечером. Пункт назначения будет сообщен позднее. В то время как землю нашей Родины, — тут голос его дрогнул, — будут попирать сапоги вражеских солдат, наш корабль останется последней пядью земли несломленной и непокорившейся Германии. Цитаделью свободы, оплотом независимости. Мы не станем наносить удары по противнику, но будем бдительны и готовы к бою. Повторяю: наш корабль — последняя пядь родной и свободной земли.
Нас ждет тернистый путь, полный тяжких трудов и суровых лишений. — Слова командира звучали сурово и проникновенно. Я не в праве скрывать от вас правду. Нам предстоят месяцы, а возможно, и годы одиночества и беспримерных испытаний. Быть может, смерть. Но смерть почетная, героическая смерть! — Руперт Георг едва справлялся с волнением. — Ибо именно нам доверено поднять и нести вперед поверженное и поруганное знамя Отчизны. Быть может, нам придется принять последний бой. В этом бою мы погибнем, но смерть наша будет сладка и упоительна, она покроет нас неувядаемой славой.
Он ненадолго замолчал, а потом продолжил:
— Вместе с тем я не вправе решать за вас. Каждый волен сам распоряжаться своей судьбой. Кто в сердце своем уже закончил войну, сегодня же вечером может сойти на берег и разделить плачевную участь тысяч и тысяч наших соотечественников. Я слагаю с вас воинский долг. По-человечески это вполне понятно. — В голосе капитана неожиданно проступили мягкие нотки. — В конце концов жертвовать жизнью доступно не каждому. Кроме того, у многих из вас есть семьи, близкие… Я никого не неволю и никого не осуждаю. Скажу лишь одно: я остаюсь.
Те, кто решит последовать за мной, знайте: не в далекую тихую гавань, где царят счастье и безмятежный покой, держим мы свой курс. Путь наш будет труден и тернист, а конец его неведом. Одиночество и лишения, разлука с близкими и неуверенность в завтрашнем дневот что будет сопутствовать нам долгие месяцы и, быть может, годы. Готовы ли вы принести столь безмерную жертву свободе? Спросите себя. Прислушайтесь к голосу сердца, к голосу своей совести, своей души. Что до меня лично, то я решил и решение мое неколебимо.
Как долго — вы вправе спросить у меня — мы сможем нести доверенное Отчизной знамя? На сколько достанет нам сил, чтобы жить и не покоряться? Настанет ли час последнего, решающего сражения? Ни вам, ни мне не дано это знать. Впереди нас ждет неизвестность.
А потому я прошу тех, кто останется со мной, оглянуться на берег. Быть может, в последний раз. Скоро, совсем скоро многострадальная земля нашей Родины скроется за горизонтом. Возможно, навеки.
