– Я католик, мистер Бегей. На мой взгляд, именно Ему было угодно, чтобы произошел Большой Взрыв.
Бегей вздохнул.
– В общем, я уже сказал: говорильней мы сыты по горло. В пятницу мы приедем на столовую гору. Можете так и передать своей команде. А теперь, вы уж извините, у меня важные дела.
* * *
Форд подъехал на Болью к Полуночной тропе. Теперь он знал, что коню известно, как становиться на поразительно узкие уступы и в каких местах следует соблюдать предельную осторожность. Не было смысла взбираться наверх пешком – можно было не спрыгивать с мудрого коня.
Когда часом позднее они поднялись наверх, Болью, мечтавший поскорее вернуться в конюшню, перешел на рысь. Испуганный Форд вцепился в луку седла, радуясь, что вокруг никого нет и никто не видит его дурацки растерянную физиономию. Около часа дня впереди показался Накай-Рок и невысокие холмы, окружавшие долину. Въехав в тополиную рощу, Форд услышал громкий смех и заметил человека, шагавшего размашистыми шагами от «Изабеллы» к домикам.
То был программист Волконский. Его длинные жирные космы трепал ветер. Он выглядел взбешенным, но в то же время скалил зубы, надрывно хохоча, точно сумасшедший.
Форд остановил Болью, спрыгнул на землю и поставил коня так, что тот преградил собою путь Волконскому.
– Привет.
– Прошу прощения, – проворчал программист, пытаясь обогнуть Болью.
– Хороший денек, не находишь? – как ни в чем не бывало спросил Уайман.
Волконский резко затормозил и уставился на него, содрогаясь от яростного веселья.
– Спрашивать, хороший ли день? Я отвечаю: просто потрясающий.
– Что-то случилось? – поинтересовался Форд.
– А тебе какой дело, мистер антрополог? – Волконский запрокинул голову и оголил темные от курения зубы в неестественно счастливой улыбке.
Форд приблизился к нему настолько, что мог дотронуться до него рукой.
– А выглядишь ты так, будто для тебя этот день один из худших.
Волконский наигранно по-товарищески положил руку на плечо Форду и подался вперед. Форда окутало мерзкое табачно-перегарное облако.
– Раньше я переживать. А теперь все о’кей. – Волконский подался назад и вновь разразился диким хохотом; на его небритой шее заходил ходуном кадык.
Сзади послышались шаги. Волконский резко выпрямился.
– А-а, Петр, – сказал, приблизившись, Уордлоу. – И Уайман Форд… Доброго здоровья. – Он произнес последние слова учтивым голосом, но со странной иронией.
Волконский вытаращил глаза.
– Ты из Бункера, Петр? – Казалось, вопрос Уордлоу таит в себе некую угрозу.
