— Я скучаю по своим сестренкам, — говорю я, задыхаясь на каждом слове. — Мы тройняшки.
Его пальцы опять начинают поглаживать ласково мою руку, и я забываю, как дышать, настолько это прекрасно.
— Это должно быть потрясающе!
— Было, — мой голос срывается, — но сейчас их больше нет со мной! Я пропала! Они, скорее всего, думают, что я мертва.
На какое-то мгновение он прекращает свои ласковые поглаживания, затем продолжает, но более нежно, чем до этого.
— Мне действительно жаль. Это звучит… ужасно.
— Что насчет твоей семьи? — бормочу я.
— У меня нет семьи.
— О! Прости.
— Не извиняйся, в этом нет твоей вины, — отрывисто произносит он.
Его пальцы все еще поглаживают мою руку, поэтому я понимаю, что наш диалог на этом неловком моменте не заканчивается. Мое горло жжет от боли, и из-за тех разговоров, что я веду, меня это раздражает. Я расстроена тем, насколько я была одинока, поэтому я продолжаю разговор. Я решаю попытаться задать ему вопрос, хотя я немного нервничаю: если я спрошу что-то не то, то он может прекратить прикасаться ко мне.
— Как ты сюда попал? — наконец мне удается выдавить из себя вопрос.
На короткий момент он прекращает свои поглаживания; затем продолжает снова неторопливо касаться моей руки, говоря своим глубоким голосом:
— Мать забрала меня из семьи, которой я стал больше не нужен.
Я задумываюсь, почему он стал им больше не нужен. Это печально.
— Сколько тебе лет? — интересуюсь я.
— Мне сейчас шестнадцать или семнадцать, я так полагаю, — говорит он с грустью в голосе.
Он даже не знает, сколько ему лет? Я глубоко вдыхаю и пытаюсь представить, какой сценарий был разработан для похищения этого парня. Я опускаю глаза, посмотреть на его нежные пальцы. Может, я смогу спросить это.
— Как она это сделала? Как мать… похитила тебя?
Он проводит легко большим пальцем по внутренней стороне руки, его движения нежные, неспешные, осторожные. Я понимаю, что он размышляет. Наконец, он отвечает:
— Помогла другая семья.
— Что они сделали?! — я убираю руку из-под его ласкающих мою кожу пальцев, пытаюсь обхватить его пальцы и прижать к себе, сдержать рыдания, рвущиеся из моего горла. — Это просто… так трудно поверить, что такие вещи происходят, понимаешь, что я хочу сказать? Как они… как они помогли ей? — осмеливаюсь я спросить.
Он поворачивает свою руку вверх запястьем, и я могу видеть толстый шрам, который проходит по всей длине его запястья. О, нет! Мой живот скручивает от резкой боли, и я не могу произнести ни слова.
