Рука потянула её обратно.
— Замёрзнешь и простудишься.
Но Керме не отвечала. Она заворожено трогала ногой уходящее в никуда дно.
Впоследствии она провела здесь немало часов, до бесчувственности пальцев играясь с водой, слушая мерное жужжание насекомых или представляя, как резвятся, гоняясь друг за другом, у самого дна мальки. Маленькие ивы, так и не выросшие до размеров настоящих деревьев, но переросшие обычные степные кусты, щекотали своими гибкими пальцами у неё за ушами.
Насекомые здесь тоже были вполне обычные — небось даже не знают, что живут на облаках, — скрежетали в траве сверчки, такие же пугливые, замолкали, когда Керме пыталась к ним подобраться. Только кузнечики здесь прыгали очень высоко. Сидит на ладошке, и раз! И уже нету. Наверное, многие из них допрыгивали сюда с земли.
«Я теперь замужняя женщина, — рассуждала Керме. — Я надела шапочку жены, и мне уже не пристало ползать по траве за бабочками, как малышке. Пристало следить за шатром, готовить еду и шить мужу одежду».
Однако так сложно было удержаться, когда на улицу её кличет полный жизни мир! Не раз и не два заставал её за этим занятием муж. Подолгу стоял, наблюдая и улыбаясь за её попытками проследить на ощупь, куда же ползёт лента муравьёв, в то время, как в ушных раковинах Керме затихал, отчаявшись пробиться к увлечённому сознанию, грохот небесных копыт.
Она посвятила изучению его повадок много времени. Так, только с меньшим интересом, в детстве она наблюдала за каждой новой овцой в стаде.
От больших шершавых рук пахло кобыльим молоком. Ветер каждый вечер привозил его, свежее и изумительно холодное, в притороченных к седлу бурдюках. Как будто пьёшь снег, только куда вкуснее.
— Люблю молоко! Как хорошо, что оно у тебя тоже есть.
— Как его можно не любить? Это наша пища, — он подумал и поправился: — Наша кровь, только выходящая из другого животного.
— Ты доишь каких-нибудь небесных кобылиц?
Смеётся.
— Нет, всего лишь езжу за ним вниз. Покупаю у проезжающих кочевий.
— Они не пугаются, когда тебя видят?
— Ну как же они меня узнают?
И верно. Наверное, Ветер может принимать любые формы. Лепить своё лицо из облаков, из росы, что оседает по утрам на цветах гиацинтов. Запирает в груди шмелей, чтобы их гудение напоминало людям дыхание.
Керме втихомолку пыталась изучить его лицо, касаясь пальцами и запоминая.
— Это кровь, которую можно пить. Кровь любви, которая возникает у матери при виде детей. Поэтому она белая, а не красная.
