— Как же ты будешь его есть? — спросил Урувай, когда друг продемонстрировал ему добычу. — Это даже не трава. Это живое мясо. Лисы душат его прямо в пасти, перед тем, как проглотить.
Голос стал глубокий и булькающий, как будто в своей мешковатой гортани Урувай хранил запасы воды. Слова выходили комканными и требовалось хорошенько напрячь слух, чтобы распутать их, а потом связать, как надо. Наран так и не понял в чём дело: в том, что у толстяка действительно поменялся голос или в его собственном слухе и восприятии.
Наран сел, поджав под себя ноги. Животное пищало и извивалось в зубах, сучило коротенькими лапками. Он честно старался подумать над вопросом Урувая, но мысли наезжали одна на другую, получалось что-то вроде «оправнужногоньпотрошитьподжарить», а что это значит — непонятно, и юноша, пропустив мимо себя такого коня, просто перекусил грызуну шею.
Расправившись с завтраком, Наран ещё долго приходил в себя. Мышцы ныли, словно последние сутки он провёл без движения, а кости, казалось, начали медленно, но очень мучительно растягиваться в разные стороны. Откуда-то возникли и закружились возле лица мухи.
— Я чуть не вернул свой обед, — пожаловался Урувай. — У тебя весь подбородок в крови. Подумай только, ты живьём съел настоящую мышь!
Того отвращения, на которое рассчитывал друг, у Нарана не возникло. Наоборот, в животе разливалось приятное тепло. Он вытер тыльной стороной ладони подбородок.
— Нам повезло, что лисы не едят никого крупнее мышей. У тебя такие аппетитные окорока.
Урувай нервно вытянул шею. Если бы Наран спросил — зачем, он бы не смог объяснить. Так делают сайгаки, когда осматриваются в поисках опасности.
— Если бы я был помельче, ты меня съел?
— Конечно. — Наран полностью пришёл в себя. Он лениво задвигался, пытаясь поудобнее устроиться на жёсткой земле. — Всё есть так, как его задумал Тенгри, а выносила и родила Йер-Су. Те, кто покрупнее и у кого есть зубы, едят тех, кто поменьше.
— Это мне не нравится, — надулся толстяк. — Есть мясо плохо. Ты же сам говорил, что в степи можно обойтись без мяса.
— Это всё задумано Тенгри, — повторил Наран. — Ты сейчас размышляешь как сайга, которая питается только травой. Так что нечего тут обижаться.
Урувай вскинул голову, и кадык его негодующе затрясся.
— А если бы меня вдруг задрал какой-нибудь барс. А? И я лежал тут, истекая кровью, пока барс ходит за своими детёнышами. Ты бы стал есть моё мясо?
Наран зажмурился, пытаясь представить, как бы пах его приятель, если бы был уже мёртвым. Запах ему понравился.
