Актер без публики — что обескрыленная птица,
Писатель без читателей — что чистая страница.
Художник ищет одобренья и признанья,
Иначе жизнь его — напрасные старанья.
На душе у меня потеплело. Энрико и Карузо поняли то, чего не мог взять в толк мастер Джон. Настоящий писатель всегда пишет для других. Писатель не может жить без читателей.
— Друзья мои, — сказал я растроганно. — Коллеги! Благодарю вас за понимание и поддержку.
— Раз мы коллеги, то мы надеемся, что ты не откажешься выполнить одну нашу просьбу, — сказал Энрико, освобождая меня из своих объятий.
— Просьба не очень для тебя обременительная, — добавил Карузо, снимая лапу с моего плеча.
— Какую просьбу? — осторожно спросил я, чуя недоброе.
— Дело в том, — с важным видом изрек Энрико, — что нам не хватает публики.
— Вы с сэром Уильямом уже знаете весь наш репертуар наизусть, — вступил Карузо. — А мастер Джон даже не подозревает о том, какие таланты у него тут живут под боком.
— Мы бы хотели подготовить для него специальную песенную программу, — продолжил объяснение Энрико.
— Специальную песенную программу? — удивился я. — Это как?
— Мы будем насвистывать мелодию и одновременно набирать тексты песен на компьютере, — сказал Карузо.
— Вот только одна закавыка. — Энрико преданно смотрел мне прямо в глаза. — Мы не умеем писать.
— И было бы здорово… — сказал Карузо, глядя на меня такими же преданными глазами, что и его собрат, — было бы здорово, если бы ты нас научил этой премудрости.
У меня все похолодело внутри.
Я представил себе эту картину. Энрико и Карузо сидят за компьютером, барабанят по клавишам, записывая свои дурацкие песни и отчаянно горланя, а я, бедный и несчастный, сижу с краешка и жду, когда они соизволят уступить мне место, чтобы я мог заняться любимым делом.
«А если я сейчас откажусь? Нет, нельзя. У всех есть право на образование. Даже у морских свинок. Значит, прощайте тихие ночи, прощайте часы уединения, прощай мое творчество…» Не умея скрыть своих чувств, я отвернулся.
И тут я услышал сдавленное хрюканье. Повернувшись, я увидел, что Энрико и Карузо давятся от смеха. Еще секунда, и они уже ржали как резаные, хохотали как ненормальные.
— Беда, беда пришла к поэту в дом… — запел Энрико.
— Задумался наш друг-поэт о том, — подтянул Карузо.
Как жить ему теперь под этой крышей,
Где вдохновенье не придет уж свыше,
Коли к компьютеру его теперь с утра
Не зарастет народная тропа, —
пропели они хором и захохотали.
— Да, в прежние времена его хомячество могло уединиться в храме муз, — продолжал издеваться Энрико, — а теперь, теперь у ворот собралась чернь, которая тоже хочет приобщиться к высокому искусству. Она шумит, эта чернь, и вот-вот ворвется в святая святых гениального сочинителя.
