Обеднённый уран | страница 23
— Тонька! Сейчас муж-то встанет — чего скажет?
— Этот? Да ему-то что! Выпьет стопку — и опять на боковую! Хоть меня тут.
Она легко произносит грязное слово, смеётся и опять целует меня в губы. Смотрит восторженно, как будто я прилетел с Марса.
— Пастушонок ты наш!
Да, бывало, пас я тут коров. Комбикорм из корыта вместе с телятами ел. А было мне. да примерно вот как сейчас этому новому Коле.
С трудом отрываюсь от Тоньки, сажусь к столу, закуриваю.
Женщины начинают хлопотать вдвоём. Выставляют на стол водку, продукты. Тонька бежит топить баню, усмехается мне деловито: ох, попаримся! Ты подожди немного.
Ладно, подожду.
…проснулся в ужасе, было темно, ничего не разобрать. Во сне видел что-то невообразимо отвратительное, и оно гналось за ним. Еле убежал, спрятался, но не успел отдышаться, как оно опять вывернулось из-за угла…
Робко потянулся руками, нащупал что-то мягкое, но что?.. Готов был закричать уже, и тут в темноте зашипело, проскочила яркая вонючая искра и возникло пламя. Тогда в его приторном оранжевом свете появилось страшное морщинистое лицо. Женщина, жестко прищурившись, вглядывалась в темноту — и вдруг улыбнулась. Лицо её мгновенно изменилось, просветлело. Он узнал бабушку.
— Ба-а!.. — протянул руки, обнял её, склонившуюся над ним, заплакал, как трехлетний малыш.
— Ну что, что, маленький? Не бойся, всё хорошо. Темно было? А я вот занавеску уберу.
Тогда, успокаиваясь, он вспомнил всё: приехали вчера в деревню, родители решили оставить его тут на неделю. Взрослые до вечера гуляли, пировали. Отец и дядя напились, дедушка стал играть на гармошке, и все вместе они начали жутко кричать непонятные песни. Мама с тётей ходили по соседям, мама со всеми здоровалась и разговаривала — давно не была. А они с сестрой и бабушкой долго-долго читали сказки из большой тёмной книги, а потом его отправили спать на печку… Как уснул, он совсем не помнил.
— Родители-то уехали уж, на утреннем автобусе. Так что привыкай без них. Вытри слёзы-то.
— А где Тоня?
— На улице, корову пошла выгнать. Ты вот что, вставай-ка. Время уж. Позавтракаем, поедем на ферму.
Он послушно стал слезать с печки (как высоко!) Пол был неожиданно холодный, почти ледяной. Огромные гладкие тесины впитали ночную свежесть и не спешили нагреться рано поутру. Несколько раз брезгливо переступив босыми ногами, он решился — и влез в большие валенки, стоявшие тут же, рядом. Валенки были ему чуть не по пояс. Он топнул и даже не услышал звука.