Я раздеваюсь, снимаю сапоги, прохожу в дом. Здесь сухо, тепло, хотя и не очень чисто. Но после холодного осеннего дня, после долгого перехода под мелким упорным дождём.
Моя скольки-то-юродная сестра Тонька раскинулась в комнате на разложенном диване пьяная. С ней рядом в позе покойника лежит её муж. Вытянулся прямо, руки на груди крестом. Нос его — острый, хищный — торчит кверху. Кажется, мужик даже и не дышит. Лежит себе совсем тихо, лишь бы никто его не трогал.
Рядом, на старой пыльной табуретке — баян с плотно, сурово сжатыми мехами.
Вчера тут, видимо, что-то праздновали до полусмерти, теперь вот отсыпаются все.
Мне особого дела нет. Я приехал посмотреть деревню, дом, где давно уже не был. В последний мой приезд здесь не было ещё и этого хрупкого, полупрозрачного мальчика с тремя воспалениями лёгких. Много времени прошло.
А я вот только из армии вернулся — весёлый, здоровый, мне всё на свете хорошо.
Иду на кухню, к печке, прижимаюсь боком к давно знакомым изразцам с цветочками. По моей спине катится волна сладкой дрожи. Тепло. Наконец-то.
Тётка Нюра, приехавшая со мной из города, начинает хлопотать по хозяйству. Она часто бывает здесь, почти каждые выходные.
Коля заглядывает в кухню. Я подмигиваю ему:
— Чего прячешься, гном?
Он быстро исчезает. Я смеюсь.
В большой сумке, привезённой нами из города, лежат несколько бутылок водки, которую теперь, по гнусным карточным временам, достать почти невозможно. В деревнях все давно уже пьют только самогон. Бывает, что и травятся разной гадостью.
Когда-то я прожил здесь несколько счастливых детских лет.
— Мама, вставай, к нам гости приехали!
Из комнаты слышится хриплый со сна женский голос:
— Счас, счас, Коляныч.
— Тонька, да вставай ты, — кричит тётка Нюра, — я тебе такого гостя привезла!
— Кого там ещё.
— Пастушонок-то наш!
— О-о-о.
Слышится визг диванных пружин, тяжёлый топот. В дверях появляется крупная, высокая женщина в длинной ночной рубашке, нечёсаная, неумытая, с прищуренными узкими глазами. Так бы, может, и не узнал её. И всё-таки это она, Тонька, с которой играли тут в наши детские игры. Она на три года старше. Теперь взрослая женщина, мать семейства.
— Колька!
Бросается ко мне, крепко обнимает, целует в губы. От неё несёт перегаром, немытым телом, но почему-то сейчас всё это мне приятно и радостно. Это ужас как волнует.
В дверях появляется мальчик и недоумённо смотрит на нас. Тонька не отпускает меня, тискает, прижимает к своей большой груди. Я смеюсь:
