— Работаешь в бригаде?
— На ферме. Молоко вожу.
— Куда теперь его возят?
— В Лыткино. В Долгушине маслобойка сгорела.
— Работа не так трудная, — качнул головой Федор.
— Теперь легко. А раньше ходила на полеводство. Намучилась.
— На себе таскали плуг?
— У нас до этого не дошло. Немного осталось лошадей.
Федор погладил Любкину руку. Она качнулась, укусила мочку его уха и, дробненько рассмеявшись, села в прежнюю позу.
— Сдурела, больно, — потер он ухо.
На мосту девичий голос пропел:
Мой миленок, как теленок, —
Только веники жевать:
Проводил меня до дому
И не смог поцеловать.
— Зинка Зотова, — узнала Любка по голосу. — С Митькой Карасевым ходит.
— Давно вернулся?
— С месяц как. Лейтенант, — голос ее прозвучал с упреком.
— Теперь ничего не значит, что лейтенант, — сказал Федор.
— Я только к слову.
Помолчали. Вверху, над ракитами, неприятно прокричала сова.
На мосту спросили:
— Наших не видели?
Федору хотелось узнать от Любки про то, как жила, как тут было в войну, во время оккупации, и еще что-нибудь пустяковое, про личное, но он стеснялся. Любка была благодарна, что он ни про что не расспрашивает.
— Сыро, — Любка вскочила, оправила подол платья. — И наши, гляди, заждались.
— Капитан тот… твой? — деревянным языком спросил Федор, надевая гимнастерку.
— Что на танцах? Глупый ты, Федя… Просто знакомый. — И первая торопливо зашагала по тропинке.
Федор догнал ее, резко повернул к себе, стиснув руками плечи, бешено и ненавистно бегал глазами по этому совсем чужому лицу.
Любка стала будто меньше ростом, мигнула, улыбнулась жалко. Скобочки подведенных бровей замерли поднятыми.
Федор пошевелил губами, но слов его не послышалось, и он снял свои руки с ее плеч.
V
Афанасий Матвеевич и Домна Васильевна сидели за столом, поджидая молодых. На краю стола, уставленного едой, на подставке горела керосиновая лампа «молния».
— Садитесь, все простыло, — сказал Афанасий Матвеевич. Он сходил за перегородку, принес пол-литровку водки, со звучным шлепком ладонью выбил пробку, разлил по голубым стопкам.
Все тут было обжито, прочно, словно и не прошла война. Страшная война была и в Зуевке — пожгла, побила, исковеркала почти всю деревню. А тут новый дом под железом. И стопочки голубые…
— Бери, Федор, тяни, — Афанасий Матвеевич хлопнул будущего зятя по плечу, в глубине темных глаз высеялись смешинки. — За победу! Тяжелехонько она далась.
Опрокинув в рот рюмку, понюхав корочку, спросил:
— Ты что молчишь, Федор?
— Так. Дум много.
