— Я хочу в Бонн, на родину Бетховена, — сказал Макос за ужином. — Очень хочу.
— Бонн же в другом конце! — Я набила рот колбасой и едва выговаривала слова.
— Ну и что!
— А я в Вену хочу: он там дольше жил.
— Вена, Вена… — Макос был не в настроении. — Он родился в Бонне. В Бонне он страдал…
— В Вене тоже… — Я налила яблочный сок из графина и разбавила его минеральной водой.
— Ты не понимаешь! — воскликнул Макос обозленно и встал. Развернулся и стремительно зашагал к выходу из зала.
Я бросила колбасу и сок и помчалась за ним.
— Ты чего? — потянула я Макоса за плечо.
— Ничего. — Он был то ли зол, то ли расстроен — я не могла понять.
— Нет, скажи!
— Я в Бонн хочу…
Вечером мы собрали в рюкзак Макоса вещи, наскребли денег и осторожно вышли из гостиницы. Поезд отъезжал от вокзала в 23.00. Через несколько пересадок, часам к 11.00, мы должны были приехать в Бонн — Макос все рассчитал. Его странная нервозность прошла сразу, как только мы вышли из гостиницы.
— Ты знаешь, я вообще-то не из Казахстана, — сказал вдруг Макос, глядя в окно, в ночь, когда я уже почти заснула у него на плече.
Мы как раз пересели в поезд до Айхенберга, и до следующей пересадки у нас было два часа.
— Что? — Я протерла глаза и заулыбалась. — А откуда? С Марса?
— Нет. — Макос серьезно посмотрел на меня. — Я из Болгарии. Мой отец — посол.
Я уставилась на Макоса и не могла понять: он шутит? Или правду говорит?
— Я не шучу. — Он подмигнул. — Я в Казахстане третий год всего лишь. До этого мы два года в Киргизии жили, а еще раньше — в Узбекистане.
Я молчала. За окном проносилась ночная Германия: леса с черными деревьями, словно вставшими на дыбы, желая уберечь, сохранить, защитить все ночные тайны и чудеса; скалистые горы, которые казались великанами, сжавшими кулаки…
— Я понимаю тебя, — говорил Макос. — Ну, то, что ты этих… Ну, подруг своих забыть не можешь… Я вот тоже… Я многих забыть не могу.
— М-м-м… — Сон улетучился, а в горле нарастал ком.
Мне вдруг захотелось биться в истерике, пинать всех и плакать. Макос тоже уедет? Кто теперь будет виноват? Германия, которая нас познакомила, или та страна, в которую в следующий раз отправят отца Макоса?
— Знаешь, что самое плохое? — Макос прижался головой к оконному стеклу. — Я ведь никого забыть не могу. Постоянно думаю, как оно было бы, если б я не уехал из Болгарии много лет назад. Или из Узбекистана… Или из Киргизии… Были бы у меня друзья?
Я отвернулась.
— Дильназ, вот мы с тобой — мы друзья?
