Он бросил трубку и повернулся к Марине. Она плакала, съежившись на диване. В дверях стояла бабушка.
— Молодой человек, выйдите вон, — сказала старуха и указала на дверь.
Был теплый майский вечер. Они бродили по городу.
— Что сказал Вадим?
— Потом позвонит. Что–то у него там…
Сидели на лавочке в темном сквере. Молча смотрели на проходивших мимо людей. Загорались фонари. Красными пятнами мелькали автомобили.
Саша сказал:
— Пойдем?
— Куда?
— Не знаю. Пойдем ко мне. Чаю попьем. Ты же не была, у меня хорошие родители.
— Я не сомневаюсь, — сказала Маша.
— Только ты им не говори ничего. Не поймут.
Пили наливку. Через трубочку наливку откачивали из тридцатилитровой бутыли, установленной на полу, и уже из кувшина разливали по чашкам. Отец Саши сидел в одной майке, положив руки на кухонный стол, крытый клеенкой. Мать, в ситцевом халатике, смеялась, и вино чуть–чуть выплеснулось из ее чашки.
Отец говорил тост:
— …И я думаю, жить вы будете хорошо. Все женятся, ругаются, а зачем?..
— Зачем женятся? — удивилась мать.
— Тьфу, черт, зачем ругаются, я говорю!.. Да что вы смеетесь, уж и оговориться нельзя… — Но отец и сам смеялся, и вино в его чашке ходило ходуном. — Я же вижу, какая хорошая девочка. Губа не дура, Сашка… Я красивых женщин за километр вижу…
— Ах ты!.. — мать, улыбаясь, показала ему кулак. — Нет, мы не выпьем! Маша, девочка, имейте в виду, он если уж заговорит, то потом…
— Что заговорит? У меня, собственно, все. — Отец оглядел стол. — Будьте счастливы… — Он задумался.
— Вы ведь такие хорошие, молодые… — вставила мать.
— Рожайте детей… — продолжил отец, не слыша ее. — Насчет детей не бойтесь, двоих как минимум. Я, например, до сих пор не могу простить, что у меня только один…
— Отец, — Саша поднял чашку, — мы все поняли. Спасибо. Давайте выпьем наконец…
— Да, давайте!.. — подхватила Маша.
В тишине пили вино. На экране маленького телевизора появился портрет немолодого человека в траурной рамке.
— Кто умер? — поинтересовалась мать. — Сделайте звук.
Включили звук. Говорил диктор: «…На ответственных постах, которые доверяла ему партия и правительство, Иван Николаевич Сидоров проявил себя как…»
— Кто такой Сидоров? — сощурился отец.
— А кто его знает… — сказал Саша.
— Ну и выключи… Давайте выпьем… И вновь откачивали вино из бутыли. Говорил Саша:
— …Летом можно будет пожить на даче, а осенью переберемся к нам. На время…
— Почему же на время?.. — удивился отец.
— На время, отец! — с упорством говорил Саша. — Будем жить отдельно, так лучше. Вначале снимем, а потом как–нибудь с квартирой… или комната… вначале.
