Он установил свечу посередине стола и вернулся на место, рядом с Ириной Евгеньевной.
Все замолчали, глядя на огонь.
— Машенька… — тихо сказала Ирина Евгеньевна. — А? Я тебя прошу!
Маша хотела было отказаться, но бабушка пресекла.
— И даже слушать не буду! — замахала руками старуха.
Маша вышла в комнату.
— Вы уже слышали, как она поет? О-о!.. — старуха улыбнулась, обещая удовольствие…
Голос Маши оказался неожиданно сильным, поставленным, голос не для домашнего пения, а для сцены. Старуха вначале подталкивала Сашу в бок, приглашая разделить ее гордость, но вскоре заслушалась. Михал Михалыч сел поближе к Ирине Евгеньевне, а она, не замечая его, неслышно, одними губами подпевала дочери…
В а д и м. Твоя Маша… Она случайно не еврейка?
С а ш а. Бабушка точно еврейка. А что?
В а д и м. Да ничего.
С а ш а. Ты что–то имеешь против?
В а д и м. Говорю, нет. Между прочим, тут выяснилось, моя Марина тоже татарка, мать у нее татарка. Так–то…
Зазвонил телефон. Маша продолжала петь, а Ирина Евгеньевна сняла трубку. Послушав несколько мгновений, она положила ее на рычаг. Она больше не подпевала, напротив, будто занервничала и прикурила от свечи. Телефон зазвонил еще раз. Ирина Евгеньевна сняла трубку и, услышав голос, резко положила ее на место. Маша прекратила пение. Все они посмотрели друг на друга и тут же отвели глаза. Телефон снова зазвонил. На этот раз трубку не снимали. Маша, побледнев, смотрела на свои руки, лежащие на гитаре. Ирина Евгеньевна курила. Пальцы с сигаретой дрожали. Телефон звонил. Михал Михалыч встал у окна спиной к остальным.
— Что же мы? — неестественно бодро сказала старуха. — Мы больше не будем петь?..
Телефон звонил.
Маша встала, нагнулась и резко выдернула телефонный штекер. Стало тихо. Ирина Евгеньевна вдруг начала задыхаться. Маша быстро налила стакан воды, поднесла матери. Ирина Евгеньевна сделала несколько глотков, но вода полилась обратно, на пол, и она уронила стакан. Михал Михалыч обнял ее за плечи и быстро повел из кухни. В коридоре она разрыдалась. Это была истерика.
Они остались втроем.
— Пошли, — сказала Маша.
В темноте они вошли в маленькую темную комнатку. Загорелся плетеный светильник. Здесь было уютно и тесно. На стенах висели детские Машины рисунки, сделанные цветными карандашами.
— Садись, — Маша указала на диван.
Он сел. Она опустилась рядом с ним.
— Поцелуй меня. — Она поежилась, будто от холода.
Саша взял ее за плечи.
— У вас что–то случилось, — спросил он, — с мамой?
